Прокурор

Закончив обыск помещений в доме, перешли к сараю, находящемуся на заднем дворе. Там, кроме садового инвентаря, бочек из-под солений да старой рухляди, ничего не было. Еще имелся хлев. Осмотрели и его. Корову, по словам хозяйки, она отвела утром в стадо…

В заключение осмотрели гараж. Он был тщательно прибран, на полках стояла автокосметика, лежали инструменты, мелкие запасные части. У стены несколько новых покрышек. Машины не было — разбитый «Жигуленок» до сих пор находился во дворе госавтоинспекции.

Гранская обратила внимание на сверток в углу гаража.

— Это что? — спросила она у Зубцовой.

Та как бы отшатнулась при виде его.

— Костюм Владика… Рубашка, — произнесла старуха скорбно. — На нем были, когда погиб… Мне передали из больницы…

Развернули грубую бумагу. Аккуратно сложенные брюки, замшевая куртка, синяя рубашка. На всем пятна крови…

— …Какие впечатления? — спросил Коршунов у следователя, когда они возвращались после обыска.

— Ну, так сразу я не могу, — призналась Инга Казимировна. — А что, Зубцов действительно не пил? Или Зубцова сказала это, чтобы обелить сына?

— Соседи тоже подтверждают — не имел такого пристрастия. И сам не любил пить, и пьяных не жаловал.

— Прямо басня какая-то: пьяных не любил, сам в рот не брал, а напился, сел за руль и… Не вяжется.

— Может, оттого и разбился, что не умел пить? — сказал старший лейтенант.

— Возможно. Но я о другом. Почему он вдруг напился?

— В общем-то повод был — следствие, допросы. Виновен — страшно, не виновен — обидно и тяжело…

— Дом у них откуда? — перешла на другое Гранская.

— Мать с отцом еще поднимали… Правда, старинные вещи, роскошная шкура…

— Любил Зубцов редкости, это верно, — кивнула Инга Казимировна.

— Нет, мне нравится выражение «по случаю». Словно безделица какая. А ведь рублей пятьсот за такую шкуру отдал, не меньше.

— И все-таки, Юрий Александрович, у меня не было такого ощущения, что у Зубцова водились шальные деньги. Пусть ковры, даже белый медведь — все не то… Не знаете, отчего умерла его жена?

— Какая-то болезнь печени. Говорят, проглядели.

— Да, так тоже бывает. Сама медработник…

— Зубцов был единственным сыном. Старуха осталась одна как перст. Разве что Цезарь…

— А собака отличная, мне бы такую, — вздохнула Инга Казимировна. — Да уж хотя бы кошку. А как? Командировки, поездки… Даже канарейку не заведешь — помрет с голода, когда закачусь куда-нибудь за преступничком…

— Черепахи, я читал, могут по неделям не есть, — хитро посмотрел на следователя Коршунов.

— Удавы еще больше, — засмеялась Инга Казимировна. — Их теперь заводят. Особый шик. Оригинально…

* * *

Зарубин позвонил по внутреннему телефону Авдееву и попросил зайти с материалами по жалобе Белоуса. Последнее время прокурор не спрашивал его, как идет проверка, и Владимир Харитонович ждал этого вызова. Он не удивился тому, что вместе с ним был приглашен и заместитель областного прокурора Первенцев. Однако сообщение Степана Герасимовича в какой-то мере застало Авдеева врасплох.

— Белоус подал на развод. В качестве свидетеля просит вызвать в суд Измайлова, — коротко сказал Зарубин.

И замолчал. Ожидая, видимо, реакции Элема Борисовича и Владимира Харитоновича. Но они тоже молчали — что скажет сам прокурор.

Глядя на седую голову Зарубина, на его спокойное, сосредоточенное лицо, Авдеев вдруг вспомнил: кто-то из сослуживцев сказал, что Степан Герасимович пишет сказки. Не для опубликования, конечно. Для своей внучки, так трагически ставшей сиротой. Узнав об этом, Авдеев подумал, что уходить иногда в светлый мир фантазии, наверное, не такой уж плохой способ отдохнуть, расслабиться от горя. Да и не только от горя. Сколько трудных, подчас почти неразрешимых вопросов, касающихся человеческих судеб, решал облпрокурор…

— Ну, товарищи! — не выдержал Степан Герасимович.

— Слава богу, что в суд не по уголовному делу и не в качестве соучастника, — сказал Первенцев и добавил: — Пока.

— Тогда в первую очередь нам с вами дали бы по шапке, — чуть заметно усмехнулся Зарубин.

— Не надо дожидаться этого. — Элем Борисович заправил манжету рубашки в рукав пиджака — жест означал раздражение — и продолжал: — Меня уже замучили звонками из Прокуратуры республики, когда же наконец разберемся с Измайловым… Белоус не унимается. Да и не только он. Звонят с его работы: человек, мол, сам не свой, а ведь он шофер и не где-нибудь, а на «скорой», там необходимы предельное спокойствие и сосредоточенность… Так почему, спрашивается, мы не можем поставить точку в этом деле?

— Мне тоже звонят, — спокойно сказал Зарубин. — Тоже интересуются… Давайте, высказывайте ваше мнение. Конкретнее.

— Я считаю, Измайлова надо освободить от занимаемой должности.

После этих слов Первенцева в кабинете воцарилось тягостное молчание. Зарубин вертел в пальцах авторучку. Авдеев понимал, что последнее слово будет за облпрокурором. Но вот сделать сразу, как предлагает Элем Борисович, Зарубин, видимо, не решался. Потому медлил. Это придало Авдееву смелости.

— Позвольте мне, Степан Герасимович? — попросил он.

Облпрокурор молча кивнул.

Владимир Харитонович раскрыл скоросшиватель.