Прокурорский надзор

Дни текут медленным грязным ручейком. Раз в неделю водят в баню. Моя задача — сохранить волосы. Это желание превратилось в своего рода «идею фикс». Не покидает надежда на справедливость суда и оправдание. Сокамерники весьма скептически оценивают мои шансы, подтрунивают надо мной. Но, тем не менее, помогают мне. А без их помощи мне не обойтись — в бане обязательно стригут. В баню водят по очереди три «прапора». И если с двумя из них можно как-то договориться или по распространенному здесь выражению «навесить лапшу на уши», то третий, по кличке «Казак», отличается особой жестокостью, доходящей до садизма. Поговаривают, что своей жестокостью довел зэков до того, что один из них поклялся по освобождению рассчитаться с ним. Подкараулил его вечером в глубине двора по дороге в туалет и подстрелил. Оказалось — его взрослого сына, накинувшего отцовскую шинель. С тех пор «Казак» стал более сдержан на предмет рукоприкладства, но подлость его не знает границ. Не знаю степени достоверности этой легенды, но стараюсь не встречаться с ним глазами — настолько тяжел его взгляд. Если «разведка» доносит, что в баню ведет «Казак», ложусь на койку, обматываю голову полотенцем и не встаю на его команду. По совету опытного Румына, прикидываюсь смертельно больным. И хотя определенная доля риска есть — «Казак» может пустить в ход «дубинал» — тем не менее, иду на этот риск. Ребята наперебой уверяют недоверчивого «попкаря», что меня «только что принесли из больнички». Таким образом, я остаюсь в «хате» наедине с дежурным. Здесь есть правило — одного в общей камере не оставляют. Поэтому кто-нибудь добровольно отказывается от удовольствия сходить в душ.

Панически боюсь вшей. Знаю, что кое у кого «на втором ярусе» они есть. Моюсь ежедневно под краном, находящимся на высоте примерно полтора метра над унитазом. Для этого приходится вставать очень рано — где-то в полшестого утра. В шесть подъем, а в семь воду перекрывают. Моюсь с ног до головы под сочувствующими взглядами проснувшихся. Одно из окон с вынутым стеклом находится прямо над «гальоном», поэтому мое поведение в эти холодные месяцы расцениваются окружающими как подвиг. Еще бы — ведь вода ледяная! По той же причине каждый день перестирываю белье и одежду. Благо хозяйственного мыла из душа приносится в избытке, а число его постоянных потребителей, вроде меня, не так уж велико.

Свободное время — а его здесь более, чем достаточно — каждый проводит по-своему. Играют в домино, самодельные нарды, шахматы (кто умеет), читают отощавшие от вырванных листов старые журналы, невесть как попавшие сюда, беседуют «за жизнь». Один по кличке «Топтун» — вор-рецидивист. Ему лет 35. Гордится тем, что никогда в жизни не работал. Отца не помнит. С матерью был не в ладах, убегал из дома, за что был поставлен на учет в детской комнате милиции. Старшие ребята, используя его маленький рост, «запустили» в форточку поселкового магазина. Сработала сигнализация, все ушли — он не успел. Никого не выдал и пошел на «малолетку». Там «воспитали».

На днях привели молодого парня из Ольгинки. Зовут Саша, ему 18 лет. Статья 117. Изнасилование. Но история, рассказанная нам, поражает дикостью. «Поддали» с двумя приятелями. Показалось мало. Магазины уже закрыты, поздно. Один предложил сходить к Маринке. У этой бабы, 52 лет, всегда есть самогон. Пришли. На вынос не дала — пейте здесь. Организовала закуску. Сколько выпили, Сашка не знает. Проснулся утром, рядом раздетая Маринка. Она потребовала 500 рублей, пригрозила подать в суд «за изнасилование». Угрозу дополнила демонстрацией синяков на груди и животе. Сашка врезал ей и спокойно ушел домой. Дали шесть лет — ждет решения краевого кассационного суда, который, конечно же, утвердит приговор.

На верхнем ярусе, рядом с парашей, «существует» его ровесник и тезка из Новороссийска. Затаскивал в лес 8–9-летних малышей и насиловал. Один начал кричать — задушил чулком. Не могу на него смотреть — моему Стасику 9 лет. Мне кажется, из соображений гуманности суд должен дать ему «вышку». Его удел на многие годы — получать пинки и чистить унитазы. Пока не порешит кто-нибудь из зэков.

Молодой, красивый, мужественный шофер из Словянска. С женой в разводе. Чтобы отобрать дом, построенный его собственными руками, его посадила теща. «Угрожал». Посодействовал родственник — офицер ГАИ. Вячеслав говорит мало, больше угрюмо молчит. Однажды проронил: «Выйду — убью». И стиснул мощные кулаки.