Прокурорский надзор

Контора находится в здании мужского общежития треста. Здесь же и выделяют мне кабинет, на дверь которого вешается табличка «Инструктор по спорту». Свои «верительные грамоты» пришлось продемонстрировать парторгу ЖЭКа, коменданту и воспитателю общежития. Учитывая специфику работы — в основном, вечернее время, по распоряжению Симпата Арташесовича, была составлена бумага, адресованная администрации комендатуры, в которой содержалось ходатайство об освобождении меня от вечерних проверок. В организации работы мне очень пригодился геленджикский опыт. В течение первой же недели моя рабочая тетрадь была заполнена десятками подробнейших сведений о жильцах общежития треста, в результате чего удалось укомплектовать мужские и женские команды практически по всем видам спорта, культивируемые в городе. Но особенно увлекла меня работа с семьями. В детских садиках я познакомился с родителями многих детишек, благодаря чему удалось провести первые в истории Белореченска соревнования «Папа, мама и я — спортивная семья». С помощью спорткомитета и ЖЭКа эти соревнования стали проводиться регулярно и пользоваться большой популярностью в городе. Мое появление в детском садике воспитатели воспринимают с удовлетворением — я беру на себя какую-нибудь группу, а иногда и две-три, провожу с ними мини-соревнования, в которые ввожу элементы будущих семейных «баталий». Детям это очень нравится, поэтому мой приход приветствуется громким визгом — от избытка чувств. Крепенький, как боровичок, Игорек хватает меня за руку: «Юрий Михайлович, а почему вы вчера не приходили?» Белокурая Юленька тихим голосом жалуется: «… я вас ждала-ждала…» У людей, как у кошек: нет ничего милее маленького котенка и нет ничего противнее взрослого кота… Здесь, в садике, я отдыхаю душой…

Лето окончилось. Вечером в комендатуре меня ждет сюрприз: конверт со штемпелем… геленджикской прокуратуры. Прокурор Быков не балует меня разнообразием сообщаемых сведений и стилем их изложения. Это уже седьмая по счету жалоба, направленная мною в вышестоящие инстанции и оказавшаяся в Геленджике. Учитывая слог полученного на днях ответа из краевого суда, можно прийти к выводу, что в наших правоохранительных органах работают отнюдь не Чеховы. Более того, возникают сомнения даже о том, что там работают просто честные и порядочные люди. И повод для таких сомнений имеется — несмотря на присутствующую в обоих документах фразу «тщательно рассмотрев…» бросается в глаза слишком незначительный промежуток времени между двумя пришедшими из РАЗНЫХ городов ответами — всего несколько дней. Появляется крамольная мысль о том, что в какой-либо из этих организаций не только не могли «тщательно рассмотреть», но и просто подержать в руках мое дело…

Усугубляет мое состояние встреча с дежурившим в ночь «опером» Нерсесяном. Как-то после публикации в районной газете статьи председателя спорткомитета, в которой, похвалив развитие спортивно-массовой работы в тресте, он назвал мою фамилию, капитан Нерсесян остановил меня прямо на улице. От потребовал, чтобы я подыскивал себе работу на стройке, так как у меня «запрет на педагогическую работу». Я сказал ему, что должность инструктора не является педагогической, поскольку не включается в педагогический стаж. И, несмотря на вмешательство Арутюняна (я вынужден был доложить ему об этой «стычке»), Нерсесян при каждой встрече делал удивленное лицо: «Как, ты еще не на стройке?».

Сегодня он решил «доконать» меня — демонстративно рвет на моих глазах листок с приказом об освобождении меня от вечерних проверок. «Чтобы завтра был на проверке — сам прослежу! Кстати, ты не нашел себе другую работу?».

Вхожу к себе в комнату — теперь я живу один. В последнее время пополнений нет, многих этапами отправляют на другие стройки. Вообще, ходят слухи, что одну из комендатур будут закрывать. В двух больших пятиэтажках много пустых комнат, в остальных живут по одному-два-три человека. Поселившись один, я повел борьбу с тараканами, из котором вышел победителем. Иногда, правда, забегают случайные особи, но тут же попадают под струю «Дихлофоса». Препарат этот действует не сразу и жертвам собственной неосторожности удается вернуться домой, чтобы скончаться в семейном кругу. При этом они успевают, очевидно, передать некоторую информацию родственникам, а может быть, и завещание написать, в котором заклинают близких не соваться в комнату номер 98.

Достаю свой «НЗ». Это маленький сверточек, где в полиэтиленовом кульке хранится 32 таблетки этаминала натрия. При взгляде на крошечные белые диски к горлу подступает тошнотворный комок — я не забыл еще пронзительную горечь этого лекарства. Поисками подходящего снадобья я занялся сразу по прибытии в Белореченск. Приобрести эти «колеса» мне удалось в обмен на привезенную из Геленджика бутылку французского коньяка.