Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II

Николай II нередко заявлял о любви к России. Но любовь к Родине должна быть действенной, а действовать с пользой для страны в значительно усложнившейся исторической обстановке конца ХIХ – начала ХХ веков можно было только опираясь на знание закономерностей общественного развития, историй общей и отечественной. Этих знаний у Николая II не было, кроме напичканных «злым демоном» России Победоносцевым категорических императивов: «самодержавие превыше всего», «парламент – пустая говорильня», «ни шагу вперед» и т. п. Если к отсутствию знаний в области общественных дисциплин и управления государством прибавить еще изъяны психики, то систематические провалы внутренней и внешней политики последнего Романова становятся вполне объяснимы, как бы предрешенные «мученическим» днем рождения.

Существенную роль в гибели династии и России сыграла и супруга Николая II – принцесса Гессенского дома Александра Федоровна, столь же чрезмерно религиозная, как и ее супруг. Повышенный мистицизм и подверженность разного рода шарлатанам в большой степени были вызваны и страстным желанием супругов иметь наследника, который никак не появлялся. Отсюда страстные обращения к Богу и «божьим людям», которые способны были якобы содействовать воплощению мечты царской четы. Но когда царица разродилась сыном, счастье было недолгим. Наследник оказался подвержен наследственной болезни представителей Гессенского дома – неизлечимой гемофилии, передаваемой женской линией мужскому потомству. Кстати, Александр III знал о природном изъяне юной датской принцессы, но все его попытки предотвратить намечающийся брак разбивались о непреодолимую любовную страсть наследника, и слышать не желающего о другом выборе. Да и сил и времени для переубеждения уже не было. Дни великана-императора, внезапно сраженного болезнью, были сочтены. Нежелание наследника внять наставлениям отца лишний раз свидетельствует о легкомысленности Николая в выборе спутника жизни, чрезвычайной легкомысленности относительно своей будущей роли императора и будущности династии. Ведь знал, что его сын-наследник будет неизлечимо болен, что в связи с этим возникнут династические проблемы и прочее – все тщетно. Страсть и каприз одолели рассудок и волю.

С проявлениями у Алексея, наследника, симптомов страшной болезни начались непередаваемые страдания супругов, еще более отдалившие их от родственников, внешнего мира и способствовавшие появлению рядом с ними неотесанного мужлана, способного избавлять наследника от нестерпимых болей. Только этим и объясняется многолетнее присутствие Распутина при дворе Романовых и долготерпение царя и царицы к его «шалостям» в столице и вовне.

Императрица Александра Федоровна была человеком деятельным, инициативным, властным и самонадеянным, никогда не сомневалась в правильности своих суждений (Гурко. Стромвятка… С. 4, 21, 24). О пределах власти российского императора у нее было представление еще более превратное, чем у Николая II, – она была уверена в ее беспредельности. Они оба были убеждены, что законы обязательны только для подданных и что основные законы 1906 года существа этой власти не изменили (указ. соч., с. 18). В отличие от Николая II, царица испытывала упоение властью (указ. соч., с. 4). В людях она разбиралась слабо, была падка на лесть (указ. соч., с. 22, 29). Критерием доверия к ним была их расположенность к Распутину, к ее участию в государственных делах, к ее креатурам в лице Горемыкина, Штюрмера, Протопопова и др. Более широкий культурный кругозор, властный характер, стремление к постоянной творческой деятельности автоматически вели к подчинению Николая II своей супруге. Вдовствующая императрица Мария Федоровна, мать Николая II, в феврале 1912-го жаловалась Коковцову: «Несчастная моя невестка не понимает, что она губит династию и себя, веря в святость какого-то проходимца, и все мы бессильны отвратить несчастие» (Коковцов… Т. 2. С. 31). Ровно через два года, в феврале 1914-го, императрица при встрече с Коковцовым горько сетовала на все свои попытки внушить сыну изменить его политику, которая ведет страну к катастрофе. Тот ее не слушал, говоря, что все это пустая болтовня, что любовь народа к нему велика и что он скорбит только о том, что редко видит своего государя (Коковцов… Т. 2. С. 327).