Пролог (Окончание)

Из речи, произнесённой Мартином Лютером Кингом в церкви Риверсайд в Нью-Йорке 4 апреля 1967 г.

«…С тех пор, когда я решился нарушить своё предательское молчание и начал говорить о том, что скрывалось в глубине моего пылающего сердца, когда я стал призывать к полному прекращению разрушительной войны во Вьетнаме, многие спрашивали меня, разумно ли я поступил, избрав этот путь. В глубине их души не раз возникали вопросы: „Почему вы, д-р Кинг, говорите о войне? Почему именно вы присоединяетесь к голосам протеста? Ведь говорят, что борьбу за мир нельзя смешивать с борьбой за гражданские права“. Не поврежу ли я этим делу своего народа, спрашивали меня. И когда я слышу этих людей, то часто, даже понимая причины их озабоченности, я не могу не чувствовать печали, ибо эти вопросы означают, что спрашивающие не понимают по-настоящему ни меня, ни моего призвания, ни моих обязательств. Их вопросы означают, что они просто не знают мира, в котором живут.

Я проповедник и думаю поэтому, что вам не покажутся странными те семь основных мотивов, по которым именно Вьетнам предстал перед моим внутренним взором. Прежде всего существует совершенно очевидная и почти непосредственная связь между войной во Вьетнаме и той борьбой, которую я вместе с другими веду в Америке. Несколько лет назад мне показалось, что в этой борьбе мелькнул просвет надежды. Надежда для бедняков, как черных, так и белых, воплотилась, казалось бы, в программе „войны с бедностью“. Проводились эксперименты, возникали новые предположения и начинания. Затем началась эскалация войны во Вьетнаме, и мы увидели, как общество, помешавшееся на войне, ломает и потрошит эту программу, словно надоевшую политическую игрушку. Я понял, что Америка никогда больше не сделает попытки привлечь необходимые средства и энергию для помощи своим беднякам, пока авантюры, подобные вьетнамской войне, не перестанут, как адский насос гигантской разрушительной силы, выкачивать из нее средства и людские резервы. Это всё более и более убеждало меня в том, что война враждебна беднякам, и именно поэтому заставляло с ней бороться.

Возможно, что действительность предстала передо мной в еще более трагическом свете, когда мне стало ясно, что война не только сводит на нет надежды бедняков, но и посылает сражаться и умирать сыновей, мужей, братьев этих бедняков, причем доля их необычайно велика в сравнении с остальной частью населения. Мы берём темнокожих юношей, искалеченных нашим обществом, и посылаем их за 8 тысяч миль защищать в Юго-Восточной Азии свободы, которых они не могли найти в Юго-Западной Джорджии или Восточном Гарлеме. По жестокой иронии судьбы мы наблюдаем по телевизору, как вместе убивают негры и белые и как они вместе погибают за государство, которое не в состоянии посадить их за одну и ту же школьную парту. Мы видим, как они, объединенные жестокостью в одно целое, жгут нищие деревушки, но мы прекрасно понимаем, что в Детройте они никогда не смогут жить в одном квартале. Перед лицом этих жестоких издевательств над бедняками я не могу молчать.

Третья причина моего выступления ещё более обоснована, ибо исходит из опыта, полученного мною в различных гетто Севера за последние три года, особенно за последние три. Лета. Находясь среди отчаявшейся, отверженной и разгневанной молодежи, я говорил ей, что бутылки с зажигательной смесью и ружья не разрешат их проблем. Я пытался выразить им свое глубокое сочувствие, продолжая придерживаться убеждения, что социальные изменения, полные самого глубокого смысла, не есть результат насильственных действий. Но они спрашивали — и справедливо: „А как же Вьетнам? Разве наше государство не использует массовое насилие для разрешения своих проблем и достижения желаемых им перемен?“ Их вопросы били не в бровь, а в глаз, и я понял, что никогда более не смогу поднять свой голос против насильственных действий угнетенных в гетто, пока не выскажусь откровенно о том, кто более всего применяет сейчас насилие в мире — о моем собственном правительстве. Во имя этих парней, во имя своего правительства, во имя сотен тысяч людей, живущих под гнетом насилия, я не могу молчать.

Для людей, которые задают вопрос: „Разве вы не лидеры Движения за гражданские права?“ и тем самым стараются исключить меня из рядов борцов за мир. У меня есть следующий ответ; в 1957 году, когда наша небольшая группа организовала Южный совет христианского руководства, мы выбрали девиз: „Спасём душу Америки“. Мы были глубоко убеждены в том, что нам не следует ограничиваться только борьбой за определенные права негров, но выразили уверенность, что; Америка не сможет стать свободной или спасти свою душу, пока потомки ее рабов полностью не сбросят цепи, которые они всё ещё влачат.

Далее. Должно быть абсолютно ясно, что если вы озабочены единством и существованием Америки, то сегодня вы не можете игнорировать войну во Вьетнаме. Если душа Америки окажется совершенно отравленной — рассеките её, и вы увидите среди прочих ядов также и Вьетнам. И до тех пор! пока Америка разрушает самые сокровенные надежды людей во всем мире, её нельзя будет спасти. Поэтому те из нас, кто твердо решил, что Америка „будет Америкой“, встают на путь протеста и неповиновения, действуя тем самым на благо своей страны…»