Пролог (Окончание)

Ну, а если бы Кинг снял не 306-й, а какой-нибудь другой номер, скажем, на первом этаже? Что тогда было бы с планом убийства?

Чтобы получить ответ на этот вопрос, достаточно вспомнить о том, как ФБР организовывало подслушивание всех разговоров Кинга, в каких бы отелях он ни останавливался. Это само по себе означает, что ФБР всегда либо заранее знало, какой номер снимет Кинг, либо действовало таким образом, чтобы администрация отеля предоставляла Кингу тот номер, который был рекомендован ФБР (у администрации отелей такая «подсказка» не должна была вызывать подозрений: ФБР ведь «заботилось о безопасности» лидера чёрных).

* * *

Накануне приезда Мартина Лютера Кинга в Мемфис 3 апреля 1968 года в мотель «Лоррейн» явился человек, назвавшийся представителем группы Кинга. Он осмотрел здание, зашел в несколько комнат и зарезервировал для Кинга именно 306 номер.

Как выяснилось позже, никто из окружения Кинга никакого «представителя» в «Лоррейн» не посылал. А хозяин мотеля больше никогда этого человека не видел…

* * *

Не знаю, успело ли ФБР перед приездом Кинга установить в 306 номере подслушивающие аппараты. Возможно, придя на этот раз к решению уничтожить Кинга физически, ФБР не стало оборудовать номер отеля техникой прослушивания, чтобы не давать улик против себя.

Мартин Лютер Кинг вторично приехал в Мемфис днем 3 апреля 1968 года. Он не очень хорошо чувствовал себя, устал, но настроение было бодрым. Травля его газетами, телевидением, с трибуны конгресса достигла высшей точки. Не проходило дня, чтобы он не слышал либо проклятий в свой адрес, либо обвинений в злоумышлении, в предательстве, в лицемерии, либо вяжущих «соболезнований» по поводу «невольных ошибок» и «тактических промахов».

Утром кто-то из друзей сказал ему, стараясь подбодрить: «Они забыли, что тебя травили даже собаками. А ты выстоял. А уж это как-нибудь перенесем…» Кинг усмехнулся тогда и ничего не ответил. Он понимал, что друг хотел помочь, напомнив тяжёлые годы начала борьбы. Но разве можно сравнивать то время с нынешним. И разве сравнишь собачью травлю с газетной. Тогда ему достаточно было физического мужества и веры в свое дело. Тогда всё было значительно проще — ясно было, кто друг, кто враг. И почти не было предателей. Теперь против него начали выступать те, на кого, он полагал, можно было опереться. Выступали люди, которых он даже любил. Нет, травля собаками ничто по сравнению с травлей газетной…

* * *

Вечером 3 апреля он должен был выступать на митинге в церкви. Но погода была прохладной, шёл дождь, и в какой-то момент он решил, что никто не соберется. От этой мысли почувствовал себя смертельно усталым и попросил Ральфа Абернети, своего верного Абернети, поехать и выступить вместо него.

Ральф понял состояние друга. Он тоже почему-то не верил, что в тот вечер соберется достаточно народу, чтобы Кингу стоило произносить речь…

Но ещё подъезжая к церкви, где должен был проходить митинг, Абернети понял: народу пришло много, очень много, гораздо больше, чем церковь могла вместить… У ступеней, на улице под дождем стояли сотни людей и не расходились. Не входя в церковь, Ральф послал машину назад с просьбой передать Кингу — его ждут, ему надо выступить, в такой вечер он не имеет права молчать.

Кинг приехал через четверть часа возбужденный, решительный. Народ встретил его стоя. Люди кричали: «Кинг! Кинг! Кинг!» Он поднялся на трибуну взволнованный.

— Прежде чем сказать речь, о которой я думал, направляясь к вам, — сказал Кинг, обратившись к слушателям, — я хочу, чтобы вы запомнили: Ральф Абернети — мой самый близкий и самый верный друг…

Он помолчал, благодарно глядя на друга, а затем, опершись двумя руками о кафедру, начал…