Пролог

— Вы мало приготовились отвечать на вопросы и стали говорить более невероятные вещи, нежели требовала необходимость. Вы могли бы сказать, что вам девятнадцать лет, тогда, хоть с трудом, еще можно было бы верить.

— Желала бы сказать, Нивельзин; к сожалению, не могу. Впрочем, если хотите, думайте, что мне девятнадцать лет, — это было бы очень приятно мне; — пожалуй, хоть семнадцать, хоть шестнадцать — тем лучше.

— Кроме того, что вы не имеете столько лет, сколько должна иметь madame Волгина, — она живет в Петербурге три года, — я знаю, monsieur Волгин живет здесь уже три года; — а вы приехали в Петербург очень недавно. В прошлый сезон вас не было в Петербурге.

— Вы разделяете мнение моего мужа, что все должны смотреть на меня! — Она засмеялась. Мне очень нравится это мнение. Но не доводите его до такой крайности, как мой муж, чтобы не быть смешным, как он. — Вы не заметили, чем он занимался здесь? — Рассматривал всех девушек и молодых дам, чтобы сказать мне, что вот он пересмотрел всех и что я лучше всех. О, боже мой, я не видывала такого смешного мужа! — Она опять засмеялась. — Почему Петербург не мог прежде исполнять обязанность, которую возлагает на него мой муж, объясняется очень легко. В первую зиму у нас с мужем не было денег. Я должна была продать даже те пять-шесть шелковых платьев, которые привезла с собою. Я не охотница входить в общество, когда у меня нет денег, чтобы быть одетой не хуже других. Потом я не могла бывать ни в театре, ни на балах, потому что сама кормила Володю. Только с нынешней весны…

— У вас даже есть сын? — Нивельзин пожал плечами.

— Есть. — Она засмеялась. — Но послушайте, Нивельзин, — стала она говорить опять серьезно. — С тех пор как я стала понемножку выезжать здесь в общество, я успела узнать, что молодые люди в Петербурге такие же смешные, как у нас в провинции. Они говорят все то же самое, хоть умеют говорить менее избитыми фразами. — Я согласна, что вы умеете говорить любезности очень ловко, — и вовсе не хочу скрывать, что поэтому мне было приятно слушать их. Но довольно. Потому что это приятно лишь на несколько минут, для начала знакомства. Дальше это было бы скучно. — Лучше, нежели долго слушать любезности, я люблю делать выговоры, — и умею делать их длинные, — о, длинные! — Будьте спокоен: придумывать новые обороты любезностей вам не понадобится, потому что у вас не будет недостатка в предметах для разговора. — Например, скажите, пожалуйста, кто хорошенькая, — очень хорошенькая девушка, подле которой вы сидели? Вы должен знать ее: вы так много говорили с нею. Кто ж она? — Вы краснеете? — Чего вы краснеете? Того, что вы волочились за бедною? Незнатною? — Или того, что я видела, что вы волочились? — О, и в этом случае напрасно. Если б я и не видела, я знала бы, что вы волочились за кем-нибудь, — не ныне, то вчера. Я хочу бранить вас не за то, что вы волочились. Мой муж говорит, что волочиться тяжелое преступление. С своей точки зрения, он прав: он ученый и думает о том, как надобно было бы перестроить общество, чтобы люди не вредили друг другу и не унижались в собственном своем мнении. Он должен строго судить обо всем, что дурно. Но я не ученая, я не присваиваю себе права быть такою строгою. Впрочем, и он говорит, что нельзя много винить человека, который делает только то, что делают все другие. Я знаю, что все молодые люди, у которых есть деньги, волочатся за красивыми девушками, которые бедны и беззащитны. Я… — В это время грянул оркестр, все пошли в свои ложи. Она торопливо договорила: — Я не виню вас. Но я прошу вас вернуться к ней. До свиданья. После я доскажу вам. Он шел за нею в ложу.

— Вы сошли с ума? Вы воображаете, что это каприз? Что я говорила это, чтоб уколоть вас? — Даже, может быть, по досаде, из ревности? — Вы могли бы слышать, что я говорю вовсе не таким тоном. Я просто говорю вам, что вы должны сделать. В следующий антракт вы придете. Но если вы смеете войти в ложу, я рассержусь. И сумею заставить вас уйти. — Я сказала вам: идите к ней. Она затворила дверь ложи.

* * *

Второй акт кончился. — Пойду посмотрю, жив ли мой Нивельзин, — сказала Волгина.

— Что значит любить человека! Предполагаешь всякие беды с ним, если он не на глазах! — А вот я так уверена, что он не умер, потому что слышу, давно кто-то все ходит мимо ложи по коридору.

— Позвольте мне съездить купить новые сапоги и поднести их ему от вашего имени, Лидия Васильевна, — сказал Миронов.

— Надумались, Нивельзин, — поняли, что я вовсе не сердилась на вас, а просто говорила, как вам следует сделать? Или еще не поняли? — По крайней мере видите, что теперь я говорю нисколько не сердясь? А теперь было бы гораздо больше поводов сердиться. Как вы смели не послушаться меня? — Предупреждаю вас, я очень не люблю приказывать, и если приказываю, то, значит, считаю необходимым приказать. — Где вы пропадали? Все время сидели или бродили по коридору? — Вот было бы хорошо! — Надеюсь, вы не делали из себя такого посмешища для капельдинеров и их детей? — Надеюсь, вы уходили в фойе?