У нас с мамой мелькнула мысль, что речь идет о моей бабушке, которая уже спала, у нее в комнате был потушен свет. Один из пришедших зажег фонарик и пошел осматривать квартиру. Он обнаружил спящую бабушку, но не обратил на нее никакого внимания, снова вышел в коридор и обратился к Нежному:
— Покажите ваш паспорт, где вы прописаны?
Бледный Игорь Владимирович ответил:
— Я живу здесь, на седьмом этаже.
— Пройдемте к вам в квартиру.
И они ушли. Мы стали звонить по телефону Игорю Владимировичу, но на наши звонки никто не отвечал. Часа через два мы услышали, как открылась дверь его квартиры, и вышли на площадку. Игорь Владимирович спускался по лестнице в своей бобровой шапке в сопровождении этих гэбистов и двух понятых, которых мы прекрасно знали: одна была наша лифтерша, и другой — дворник. Игорь Владимирович бормотал:
— Я ни в чем не виноват, я ни в чем не виноват…
В руках у него был маленький узелочек.
Всю ночь в нашем четырнадцатиэтажном доме хлопали двери лифта, и мы с мамой не спали и вздрагивали при каждом хлопке, прислушиваясь, не остановился ли лифт на нашей площадке.
Утром 5 марта я, как всегда, пошел в институт, но с некоторым опозданием, потому что после бессонной ночи задремал к утру. Когда я вошел в актовый зал, где как раз шли занятия по марксизму-ленинизму, то увидел нашего лектора по этому предмету, который стоял около кафедры в какой-то скорбной позе, опустив голову. Студенты сидели молча. Я не понимал, что происходит. На меня никто не обратил внимания, хотя я опоздал на целый час. Наконец кто-то из студентов дернул меня за рукав и сказал:
— Умер Сталин.
У меня в душе все взорвалось радостным фейерверком, хотя я видел, что вокруг печально сидели мои товарищи, многие из которых плакали. По радио звучала траурная музыка.
Потом мы разбрелись по своим аудиториям, где возникли стихийные митинги, и некоторые студенты сквозь слезы вопрошали:
— Как же мы теперь будем жить? Кто же покажет нам путь?
В нашей семье не оплакивали Сталина. В 1937 году был арестован Михаил Плисецкий, муж сестры моего отца Рахили — матери Майи, Александра и Азария Плисецких. Как стало известно позже, 7 января 1938 года он был расстрелян. Арестовали и Рахиль. У нее на руках был семимесячный Азарий. Их погрузили в вагон и повезли в лагерь под Чимкент.
Существует семейная легенда о том, как удалось Рахили передать весточку родным. Она увидела из окна поезда двух женщин, которые что-то убирали на путях, встретилась с одной из них взглядом и выбросила письмо, сложенное треугольником. В письме уместилось четыре слова: “Везут лагерь Акмолинскую область”. И адрес ее сестры Суламифи.
Майя Плисецкая пишет в своей книге:
Так родным стало известно, куда везут Рахиль. Она была отправлена в Акмолинский лагерь для жен изменников родины (АЛЖИР). Мой отец Асаф, брат Рахили, и их сестра Суламифь, солисты балета Большого театра, в то время уже стали орденоносцами. Так на афишах Большого театра и писали: “Орденоносец Асаф Мессерер”. У него был орден Трудового Красного Знамени, а у Суламифи орден “Знак Почета”.
Но несмотря на это вмешаться в ход событий им было очень сложно. Это было рискованно, потому что реакция могла быть обратная, могли арестовать их тоже. Тем не менее, они боролись за сестру. Ходили на приемы в различные инстанции. Писали прошения. И добились разрешения повидаться с сестрой. Суламифь поехала к ней в ссылку.
После свидания с Рахилью Суламифь встретилась с начальником лагеря. Ей удалось добиться перевода Рахили из лагеря на вольное поселение. Это уже был шаг к освобождению. В апреле 1941 года Рахиль вернулась в Москву.