В итоге наше внимание сосредоточилось на чердаке дома по адресу Поварская, 20. Выбор был сделан, предстояла процедура оформления этого помещения. Это был сложный процесс сбора различных справок, разрешений, согласований.
Мы знали Егерева – главного архитектора Киевского района Москвы. Пошли к нему и сказали: “Слушай, старик, ну отдай ты нам это помещение!” Он был отзывчивый человек, бывший фронтовик, вообще славный парень, и тут же согласился. Я сделал проект верхнего этажа здания, мы его утверждали всюду и получали разрешения на постройку. Надо было пройти БТИ, пожарную охрану, санэпидемстанцию, межведомственную комиссию и других чиновников, которых мы неизменно привечали различными коньяками, конфетами и другими подарками. Брали все, а пожарники просто обожали коньяк. И так мы дошли, наконец, до райкома партии.
Тогда все делалось через райком. Но там мы встретили неожиданное сопротивление. Мы уже верили в успех, как вдруг какой-то третий секретарь райкома встал насмерть и отказался подписать разрешение. Мы совершенно растерялись, не знали, что делать, как найти к нему подход. Мы стали наводить о нем справки, и вдруг выяснилось, что с младшим братом Левы – фармацевтом Витечкой – этот “непримиримый” ночи напролет играет в карты. Ключ был найден, дальнейшее было делом техники…
После райкома мы попали на межведомственную комиссию, где наш вопрос был решен положительно.
Началась “эпоха” строительства мастерских. Поскольку мы с Левой представляли собой движущую силу нашей инициативной группы, то нам было очевидно, что к этой идее следует присоединить наших друзей-художников Юру Красного и Леву Подольского. Но как-то с самого начала так сложилось, что всем занимались мы. Со временем ничего не делавшему Подольскому мы дали определение “политический труп”. Он был хороший книжный художник, но то ли чтобы потрафить советской власти, то ли ради заработка бесконечно рисовал Красную площадь, потом, после его переезда в Израиль, Кремлевская стена превратилась у него в “Стену Плача”, а теперь, живя в Канаде, Лева Подольский делает вполне современную абстрактную живопись.
Юра Красный был идейно с нами, но тоже не перетруждался. Однако, когда вставал вопрос об угощении строителей, мы всегда за его счет шли в ресторан или в шашлычную, потому что он был самый богатый, больше всех зарабатывал. Знаменитая шашлычная была у Никитских ворот, где сейчас театр Розовского. Другая – возле кинотеатра “Новости дня”, который сейчас уже снесен и там разбит сквер – напротив памятника Пушкину. В эти заведения мы ходили со строителями, уговаривали их начать работы. Мы думали, что почти нащупали возможность с ними договориться, как вдруг их главный назвал грандиозную сумму, по тем временам фантастическую. Трудно сейчас вспомнить пересчет денег, но это была сумма сверх того, что он брал за строительство, которое оплачивалось Художественным фондом.
Фонд шел на траты, потому что его руководители любили, чтобы дело было на мази, то есть не происходило бесцельного расходования денег, ведь мастерские после их постройки становились собственностью фонда. В общем, мы просто открыли рты, но все равно согласились.
Главный строитель был опытный человек, мы обсуждали с ним, что и как делать. Разрешения были получены, дальше все зависело от его инициативы, и поскольку и ему самому перепадала большая сумма, он отдал приказ приступить к работе по проекту специального архитектора – человека, приглашенного им из конторы, занимавшейся переоборудованием чердаков.
Мы с Левой относились к постройке мастерских очень азартно, много сил на это тратили. Я приходил каждый день и давал деньги для поощрения трем бригадам строителей. Этот ритуал стал традиционным. И вот однажды так случилось, что денег у меня не было, и тогда прораб сказал:
– Борис, а Борис, ты народ опохмелять-то думаешь? Ты же видишь, люди ведь больные все!
Мне стало стыдно, и я побежал занимать…
Строители вывели стены поверх существующей крыши и соорудили новую высокую, после чего сняли прежнюю. Поэтому получилась огромная высота, метров восемь. Окна мы тоже вставили в проект, их не было вначале.
Был трудный процесс сдачи мастерских представителям Художественного фонда, никто тогда не понимал масштабов этой стройки. У нас стоял даже настоящий подъемный кран “Пионер”, поднимавший тяжести на седьмой этаж.
Когда построили стены и крышу, пришли бригады, которые занялись внутренней отделкой: штукатурили стены, красили, было очень много стадий работы, но в конце концов мастерские дозрели до открытия.
Документы на мастерские мы начали оформлять в 1966-м, а въехали в 1968-м. Строили два года. Без выходных. Но с некоторой долей юмора могу сказать, что нас успокаивало то, что столько же времени потратил Микеланджело на добычу мрамора в Каррарах. О нашей стройке все знали и расспрашивали – художники, знакомые. Строительство стало настоящей эпопеей.
Юрий Красный