Промелькнувший метеор (книга 1)

— И я! — тоненько пропел Прохор, уже успевший отхлебнуть из господской посудины. — Может, рыбу прикажете варить, ваше сиятельство?

— Рановато еще. Мы вначале вяленой закусим. Подсаживайтесь, гости!

В шалаше нашлось что-то похожее на стаканы. Один из них Курагин наполнил драгомировским спиртом, другой — своим.

— Вот она, наша пивица!

— Живица? — переспросил Драгомиров.

— Она и живица, она и пивица. Ну, давай! — Атаман чокнулся с Чингизом. Сначала вы, ваше благородие, потом я.

«Опьянею так опьянею», — подумал Чингиз и выпил все до дна.

— Джигит! — восхитился Курагин, опрокинул свой стакан и протянул его Драгомирову;

— Понюхай!

Дурманный горький запах ударил Александру Николаевичу в ноздри, защекотал горло.

— Ну как? — Глаза Курагина хищно поблескивали даже в полусвете.

— Мм-да-а! — протянул Драгомиров. — Мне все-таки моего спиртику налейте.

— Ладно! И тебе — до края и я себе налью полную. Своей.

И уже к Чингизу:

— Ваше благородие, рыбка ждет! Она вкусная.

Чингиз приналег на вяленую, полную икры рыбину.

— Может, и вы моего спирту попробуете? — спросил Драгомиров.

— Это для белой кости. Нашему брату арак-карагай в самый раз. — Курагин поднял свой стакан. — А твой-то полный?

— Полный.

Драгомиров схитрил, опасаясь опьянеть в непривычной этой обстановке, в продымленном шалаше. Но провести Курагина ему не удалось. И в мелочах хитер был атаман и в темноте зорок. Волей-неволей пришлось наполнить стакан до краев.

— Теперь правильно. Ты меня не дурачь. — Курагин скверно выругался. — Пей до дна!

Драгомиров любил выпивать, но выпивал понемногу, со вкусом и уж во всяком случае не стаканами и не на голодный желудок. И сейчас обжигаясь, едва одолел до конца под пристальным взглядом Курагина «кубок большого орла». За ним легко опрокинул свой стакан хозяин, разорвал рыбу пополам и начал с жадностью похрустывать косточками.

— Дай-ка сюда!

Драгомиров понял, что атаману понадобился его французский флакон.

— Бери! — Больше он и сказать ничего не мог. Жгло горло, все горело внутри. Неприятно кружилась голова.

Ни с того ни с сего Курагин заорал на Прохора:

— А ты чего здесь? С глаз моих сгинь!

Уважаемый Проша покорно вышел.

— Пить еще будешь? — спросил атаман Драгомирова.

Утомленный дорогой и спиртом, выпитым натощак, Александр Николаевич отрицательно помотал головой.

— А к рыбке чего не притрагиваешься? Эх ты, аристократ! Дрыхни тогда!

Драгомиров подложил под голову сети и тут же захрапел.

Чингиза мутило, жгло, ему казалось, что и воздух пропах спиртом. На лбу выступил пот. Он ел рыбу, одну за другой, нетерпеливо и жадно, ел целиком, оставляя лишь хвост, жабры и позвоночную кость.

Но хмель не проходил, а сильнее и сильнее кружил голову. Чингиза покачивало. В опьянении он стал плохо понимать происходящее, хуже слышать. Не замечал храпа Драгомирова. Не сразу разобрал, что к нему пристает. Курагин, настойчиво требуя выпить еще. Новый стакан спирта стоял перед Чингизом. Атаман бранился, атаман разошелся вовсю. Чингиз слышал и не слышал его ругань. Клонило в сон. Он стал валиться набок, плохо владея своим телом.

Путая «вы» и «ты», ругаясь, распоясавшийся Курагин схватил Чингиза за ворот короткими пальцами широкой ладони. Силой он обладал поистине богатырской. Он легко подымал шестипудовую бочку засоленной рыбы.

— Не хитри, ваше благородие! Не притворяйся! Выпей со мной. А потом спи, сколько хочешь…

И видя, что гость не поддается уговорам, встряхнул его за ворот: раз, два…

Чингиз начал трезветь. Все становилось на свое место. Он был готов объяснить Курагину, что не может пить больше, готов был сказать: «Ты, что трясешь меня? Не надо!».

Жалко выглядел после спирта султан, но не в характере атамана, да еще изрядно подвыпившего, было отступаться от своего: будь то каприз, вздорная ярость или желание показать свою власть.

— Пей, говорю тебе. А то по переносице хрясну. Пей, больше заставлять не буду.

У Чингиза ломило голову. Но и, что скрывать, страшновато было наедине с разбушевавшимся атаманом. А, будь что будет! Он вдохнул воздух и опрокинул стакан. На дне не осталось ни капли.

— Вот это по-нашему! — хохотнул Курагин. — Теперь ваша воля. Упрашивать не стану.

Чингизу неожиданно стало легче, быстро просветлело сознание. Даже бодрость он почувствовал. Не пьяную бодрость, а бодрость выздоравливающего человека.

— Нет, больше я пить не буду! — прежняя уверенность и твердость вернулись к нему.

Утихомирился и Курагин:

— Как хотите, ваше благородие. Поспите или поговорим…

— А ты?

— Мне все одно, ваше благородие…