Промелькнувший метеор (книга 1)

Прохор низко поклонился Чингизу, удостоил кивка Драгомирова и Чокана. Не разглядел он, должно быть, что под плащом Драгомирова скрывается тоже офицерский мундир.

— Керосин-то у нас, Прохор, есть?

— Никак нет-с, ваше сиятельство! — тоненько бормотнул Прохор, и его высокий бабий голосок развеселил Чокана.

— Ну, а лучина?

— Лучинка-с есть, ваше сиятельство!

— На ночь нам хватит?

— На ночь, может, и не хватит, но луна какая, ваше сиятельство! Когда она поднимется — совсем светло будет. И лучин никаких не надо!

Старик долго копался, пока искал кремень; еще дольше высекал огонь.

— Давай, Проша, помогу тебе, стар ты стал что-то. Вот, господа, с кремнем живем… А камердинер мой сдавать начал.

Курагин ловко высек огонь и зажег лучину. Она потрескивала, дымилась, но в ее свете яснее можно было разглядеть и печурку в углу, и сети, в беспорядке сваленные у порога, и крохотное оконце. Пахло рыбой и копотью.

Расселись в тесноте и тут снова почувствовали, как досаждает проклятое комарье. Чокан нырнул под долгополый плащ отца, Драгомиров прикрыл лицо ладонями, но и это не помогало. Он завернулся с головой в плащ. Комары проникали всюду — ни сукно, ни шелк не были для них препятствием. Бесчисленные тонкие жальца терзали путников. Они ерзали, мучаясь от непрекращающегося зуда. И только Курагина с его старцем-камердинером комары словно и не трогали. Атаман приметил, что его гостей совсем измучила мошкара:

— Давай окурим шалаш, Проша. Принеси-ка камышу. Прохор вышел на улицу.

Пока Курагин зажег еще пару лучин, старик принес камыш и затолкал его в печку.

— Трубу закрыл?

— Закрыл, — отозвался старик.

— Разожгу-ка я сам, — Курагин поднес к печи горящую лучину, и камыш вспыхнул ярким сухим пламенем. Вскоре из печурки повалил густой дым.

Сначала комарье, потом этот едкий дымный чад. Час от часу становилось хуже. Дышать было трудно, глаза слезились. Первым не выдержал Чокан:

— Я просто задыхаюсь, отец… Так и умереть можно.

Чингиз и сам не знал, куда деться. Он крепко обнял Чокала и, выдыхая горький дым, сказал с трудом:

— Ой, плохо! Совсем плохо, господин Курагин.

— Уважаемый Проша, довольно. Мы, кажется, не только мошкару, но и гостей выкурим.

Прохор загасил печь, открыл дверь, дым начал рассеиваться, дышалось легче.

Сидели молча, каждый думал о своем.

— Проша! — забасил Курагин.

— Ась! — совсем женским голоском отозвался старик.

— Прикрой теперь дверь. А то снова комары пожалуют. Теперь в шалаше пахло и горьким камышовым дымом, и вяленой рыбой, и заношенной одеждой, но мошкара улетучилась и гарь не резала глаза. Потухла одна лучина, засветилась другая. Чингиз тяжело дышал, пристроившись на куче сетей. В углу полудремал Драгомиров, не произнесший ни слова за это время. Стихи ему не шли на ум. На мгновенье он представил себе, как будет рассказывать об этом путешествии своим омским приятелям и никто не поверит ему.

Чокан поднялся, отошел от отца и стоял, усталый и задумчивый, держась за подпорку, на которой мерцала лучина.

— Канаш-жан, что ж ты ушел от меня? — спросил Чингиз.

— Я, пожалуй, пойду подышу свежим воздухом… Пусть лучше комары кусают! — и выскочил в открытую дверь.

— Не беспокойтесь, ваше благородие, — утешил Чингиза Курагин. — Долго он там не пробудет.

Чингиз тоже думал так.

— Не задерживайся только! — крикнул он вслед сыну.

— Вот так и живем, дорогие гости! — развлекал рыбацкий атаман наших путников. — Царство наше не особенно-то богатое. Удобств никаких. Смею доложить, когда налетает мошкара, собаки и те не выдерживают. Ни одной у нас сейчас не найдешь. Придет время, вернутся. Они от нас не отстанут… А мы терпим. Но что это я разболтался… Словами сыт не будешь… Слушай, Проша уважаемый, хватит тебе дремать. Ты уже выспался. Принеси ведро свежих окуней, да пожирнее. Но до этого дай-ка нам позабавиться вяленой рыбкой. Той, отборной.

Уважаемый Проша поохал малость и вышел.

Дым в шалаше будто совсем рассеялся, но снова начали тонко звенеть и кусаться комары.

— Дверь бы надо закрыть — посоветовал Чингиз.

— Вы думаете, ваше благородие, что они снова прилетели. Ничего подобного. Это те, что попрятались во всяких щелях, когда мы их начали окуривать. Всех все одно не уничтожишь.

— Кусаются, господин Курагин, — вздохнул Чингиз, почесывая шею.

— Бог терпел и нам повелел. Или опять захотелось дыма наглотаться?

Появился Прохор с какой-то посудиной.

— Все догадался принести уважаемый?

— Не сумлевайтесь, ваше сиятельство. Все.

Прохор поставил перед Курагиным железный таз. В шалаше и прежде пропитанном рыбным духом, запахло остро и вкусно. Уважаемый достал из-за пазухи какую-то посудину и быстро передал ее атаману.

— А теперь, Проша, выставь окошко, чтобы продувало хорошо.

— Но комары налетят! — запротестовал Чингиз.

— Пусть их. Да сразу они и не налетят. Я одно средство знаю. Нам сейчас больше всего нужен воздух. Да и светлее будет. Луна прямо в наше оконце светить будет. Правду я говорю, уважаемый Проша? Да и лучина на исходе.

— Так точно-с, ваше сиятельство. Луна на высоте-с.

— Выполняй, уважаемый.