Прометей № 1

Ввиду продолжавшейся задержки с прибытием на съезд Чернова были заслушаны два содокладчика Трутовского и обстоятельный доклад представлявшего Киев И. А. Прилежаева о социально-экономической политике партии. Лишь на вечернем заседании 26 мая появился главный идеолог ПСР. В своем длинном выступлении, посвященном переживаемому историческому моменту (в том числе финансово-продовольственному кризису) и роли партии, которую он поименовал «русской социально-демократической партией с.-р.», ответственной «не только за Россию, но и за все международное значение русской революции», – Виктор Чернов целенаправленно не затронул внутренних партийных разногласий. Первый скандал на съезде вспыхнул во время выступления в прениях М. Л. Коган-Бернштейна сразу после окончания доклада Чернова. Оратор не принадлежал к крайне левым, а был последовательным левоцентристом, но именно он самым первым внес диссонанс, назвав «безответственными» некоторые выступления Керенского и высказавшись против создания «кумиров из товарищей, сравнительно недавно находящихся в партии». Поднялся шум, во время которого одни делегаты протестовали, а другие поддержали оратора аплодисментами. В целом же Коган-Бернштейн выставил себя сторонником Чернова, заявив в заключение своей речи: «<…> мы, умеренно-левые и крайне левые, надеюсь, готовы целиком принять на себя ответственность за тот тяжелый исторический момент, в котором находится Россия, целиком готовы нести всю ту тяжелую работу по борьбе с разрухой и готовы принять эту ответственность, вместе с русской революцией победить или погибнуть, но мы хотим, чтобы наши справедливые опасения за революционный социализм в пределах партии были устранены и чтобы наша конкретная ответственная работа протекала и дальше под знаком революционного социализма».

На следующем заседании был поставлен вопрос о войне, по которому выступили уже пристрелявшиеся дуэлянты – Гоц и Камков. Первый раунд выиграл Гоц, речь которого была лаконична и убедительна. Он начал ее с определения характера войны: «вряд ли кто из современных социалистов решится отрицать наличность бесспорных и несомненных империалистических стремлений у господствующих классов всех воюющих государств». Гоц, возможно, вполне искренне пытался сгладить партийные дрязги, заявляя: «Я с особой силой должен подчеркнуть, что расхождение это носит не принципиальный характер, а лишь тактический, согласно признавая, что главной нашей целью является борьба за всеобщий мир». Суть разногласий с оппозицией он свел к следующей формуле: «Мы расходимся в оценке методов и средств этой борьбы, а также в том темпе, в котором она должна вестись». Оратор назвал неприемлемым требование оппозиции о предъявлении ультиматума союзникам, назвав такой подход «утопическим» и «авантюристическим», и охарактеризовал компанию по требованию огласки «тайных договоров», поднятую «с легкой руки большевиков», как носящую «исключительно демагогический характер». По словам Гоца, эти тайны «стали уже давно секретом полишинеля».

Перейдя к задачам фронта, он призвал категорически отвергнуть путь сепаратных соглашений, «как в корне противоречащий нашему интернациональному действию», и сформулировал главные задачи фронта так: «Долг революционной армии сейчас защитить Великую Русскую Революцию, не позволить растоптать этот очаг международного движения, сокрушить эту главную цитадель «третьей силы», потушить этот светоч интернациональной солидарности»[220].

Речь Камкова в стенографическом отчете выглядит излишне затянутой и не до конца продуманной, хотя, вероятно, ему просто мешали реплики и гул в зале. Главный тезис оратора сводился к следующей мысли:

«Вы знаете, товарищи, как чутко сейчас армия, особенно армия на фронте, как чутко она прислушивается к этому голосу, как социалистическое большинство прекрасно понимает это положение вещей, и я думаю, что все попытки доказать армии, что положение вещей существенно и радикально изменилось, что сейчас революционная армия защищает те великие лозунги, которые провозглашены русской революцией, те великие завоевания, которые ею сделаны, я уверен, что, покуда не будет изменен самый характер войны, покуда мы не будем знать, что коалиция является коалицией не грабительской, а готова ликвидировать современную международную войну на всех началах, которые провозгласила революционная демократия, до тех пор все эти попытки обречены на смерть. Иначе, товарищи, быть не может»[221].