Прометей № 1

Рассматривая позицию журнала «Новый мир», не следует забывать, что она была представлена не только его главным редактором, но и всеми членами его редакции. «Помимо меня как главного редактора журнала и моего заместителя А. Ю. Кривицкого, человека моего поколения, так же, как и я, коммуниста и в годы второй мировой войны военного корреспондента, – письмо подписали три писателя, родившиеся в конце девятнадцатого века, – Константин Федин, Борис Лавренев и Борис Агапов, которые были в числе зачинателей советской литературы в двадцатые годы. Все они трое принадлежали именно к тому поколению старых беспартийных русских интеллигентов, к которому принадлежал и герой романа – доктор Живаго, и его автор»[367] – так представил редакцию К. Симонов.

Итак, выше мы познакомились с позицией К. Симонова, которую можно разделять или нет, но в любом случае нельзя не признать, что это позиция человека, который не только брал на себя груз той эпохи, но и нес личную ответственность как за свои поступки и ошибки, так и за других людей. И одним из многочисленных подтверждений этого является тот факт, что Симонов, будучи уже редактором «Нового мира» (1947 г.) как-то узнав, что у Зощенко лежат партизанские рассказы, в разговоре со Сталиным выступил с инициативой опубликовать их, что потребовало от него полного обоснования этого предложения. Видимо, Симонову это удалось сделать достаточно убедительно, и уже тем же летом рассказы были опубликованы в «Новом мире».

Выдающийся советский прозаик, поэт и драматург Константин Симонов. В 1946–1950 и 1954–1958 гг. – главный редактор журнала «Новый мир».

Да, «Новый мир» имел законное право поступать с «Доктором Живаго» в соответствии со своим коллективным решением. Но когда произведение не публикуется ни в одном из журналов, ни в одном издательстве, хотя еще весной 1956 года Пастернак дал полную рукопись романа в редакции не только «Нового мира» и «Знамя», позже еще и в издательство «Художественная литература», то в этом случае мы уже имеем дело с политико-идеологической установкой.

Автор данной статьи считает, что политика идеологической установки на запрет не является методом решения идейно-художественных конфликтов. Что касается «Доктора Живаго», то этот роман все же надо было публиковать, хотя бы пробным тиражом. Будут покупать – печатать дальше, нет – ограничиться имеющимся тиражом. В любом случае этот роман как произведение, получившее спорные общественные оценки, надо было делать предметом широких и открытых читательских дискуссий, понимая при этом, что этот вопрос нельзя решить посредством одной лишь организационной механики. Другими словами, если советская литературная общественность тестировала произведение «Доктор Живаго» на идейную состоятельность, то вся эта история с романом тестировала уже советскую систему на демократичность.

Но при всей возможной правильности этих суждений в то же время нельзя не признать и их абстрактность, ибо на авторе этих строк не лежит ни груз той сложнейшей эпохи, в которой жили и Пастернак, и Симонов, ни личная ответственность за данную позицию. Как бы там ни было, разбираться с этой проблемой нужно, исходя не из личных литературных предпочтений, а из анализа реальных социокультурных противоречий и контекстов советской эпохи в их исторической ретроспективе.