Прометей № 1

Когда Ленин прочитал сборник рассказов А. Аверченко «Дюжина ножей в спину революции» (Париж, 1921), он в своей рецензии написал следующее: «Это – книжка озлобленного почти до умопомрачения белогвардейца Аркадия Аверченко… Интересно наблюдать, как до кипения дошедшая ненависть вызвала и замечательно сильные и замечательно слабые места этой высокоталантливой книжки. …. Огнем пышущая ненависть делает рассказы Аверченко иногда – и большей частью – яркими до поразительности. Некоторые рассказы, по-моему, заслуживают перепечатки. Талант надо поощрять»[396].

Особое значение этой рецензии В. И. Ленина состоит еще и в том, что она была написана в пору Гражданской войны, т. е. в период открытого и военного противоборства с врагами Революции. При этом надо учесть еще одно обстоятельство: еще раньше, в июне 1920 года книга рассказов «Дюжина ножей в спину революции» впервые была опубликована в Симферополе, в типографии газеты «Таврический голос», причем, тираж был отпечатан на деньги Белой Армии[397].

Советская литературная общественность

Кроме того, в истории «Доктора Живаго» было еще одно действующее лицо – это советская литературная общественность. Какова была ее роль в противоборстве тех, кто выступал против Пастернака в связи с присуждением ему Нобелевской премии, и тех, кто придерживался нейтральной позиции? Это вопрос сложный и очень болезненный. Его лишь одним лишь оценочным подходом (кто прав – кто виноват) не осилить, хотя вопрос персональной ответственности с повестки истории не снимается. Не поднимая этого пласта – об этом много написано, подчеркнем лишь одно: история СССР – это история борьбы двух онтологических принципов бытия человека и общества: (1) творческого созидания коммунистического вектора развития на основе деятельностного освобождения общества и человека от власти разных сил отчуждения (автор это называет разотчуждением)[398] и (2) мещанского приспособления, в том числе к превратным формам советской реальности, например, партийному бюрократизму, подчиняющего живые токи общественного энтузиазма своему главному интересу – воспроизводству себя в системе властных отношений. Но к этому слою бюрократов нельзя относить всех партийных руководителей СССР: и среди них были настоящие коммунисты, которые были больше, чем управленцы, они были прежде всего субъектами как в деле созидания нового мира (красной линии СССР), так и в борьбе с мировым фашизмом.

Не об этом ли такие советские фильмы, как «Живые и мертвые» (реж. А.Столпер), «Чистое небо» (реж. Г.Чухрай), «Тишина» (В.Басов)? Противоречия общественного бытия человека в СССР в определенные периоды ее истории становились настолько острыми, что заставляли каждого определять свою позицию (автор это называет принципиальностью бытия), но не так, чтобы раз и навсегда – на все времена, а всякий раз при каждом конфликтном столкновении с реальностью. И самоопределяться в своей позиции надо было всякий раз в рамках этой жесткой альтернативы: либо включаться в общественно-необходимое дело во имя развития человека как творца истории и культуры, ибо это и есть суть социализма, либо конъюнктурно приспосабливаться к властным структурам с целью паразитирования на ее привилегиях.

Трагическая ситуация, вызванная идеологической кампанией против Пастернака, определялась не только личными поступками (или не-поступками) писателей, но и объективными противоречиями, как самого Союза писателей, так и его отношениями с властными структурами СССР.

Своей неразрешенностью эти противоречия давили на всех: и на правых, и неправых. Вот почему в ситуации, когда противоречия обострялись и проявлялись в форме конфликтов, даже представители хрущевского эшелона власти, выступившие с критикой сталинизма, в ситуации общественных конфликтов нередко прибегали к силовым и зачастую – нечистоплотным методам, отшлифованным еще сталинской бюрократией. Не была исключением и ситуация с Пастернаком, к которому применили административно-устрашающие меры: от исключения из Союза писателей до вызова к генеральному прокурору СССР и многое другое.