Прометей № 3

Расширение влияния эсдеков подкреплялось ростом денежных сборов. Объем месячных пожертвований партии вырос в десять раз.[383] Отдельную помощь в пользу арестованных оказал «Красный крест». В пользу узников, среди которых оказались Трилиссер и Шпилев, были собраны 222 рубля и даже проведена лотерея.[384]

Социал-демократы начали выпуск газеты «Рабочий листок». В основном в ней размещались общероссийские воззвания, но были и астраханские заметки. Так, в 1-м номере описывался труд в иконостасной мастерской. Рабочий день там длился 10 ½ часов, притом, что губернатор установил предельное время труда на полчаса меньше. «Брань, топанье и окрики: молчать! – обычные приемы обращения с рабочими», – отмечали авторы. К этому всему добавлялась задержка зарплаты и полная поддержка хозяев властями: фабричный инспектор уперто никаких нарушений не замечал.[385]

В марте 1905 года листовки были распространены на пристани завода Нобель. Их раздавал 39-летний Павел Кулагин, член профсоюза плотников, «до фанатизма уверовавший в социализм», как отмечалось в деле.

Внутри социал-демократов обозначилась какая-то особая группа. По случаю 1 мая 1905 года «Астраханской ассоциацией РСДРП» было выпущено «Открытое письмо к царю». Напечатано оно было на плохом гектографе и отличалось комплиментарностью к высшей власти. В письме содержались требования отменить выкупные платежи крестьян, увеличить наделы, прекратить войну с Японией и обустроить школы и библиотеки. «Таковы наши требования, – сообщали авторы, – Тебе, Государь, необходимо их выслушать, если ты хочешь знать о нашей жизни правду и облегчить ее».[386]

Никогда ранее, ни потом ничего подобного астраханские социал-демократы не выпускали. Судя по тексту, авторство принадлежало какой-то автономной группе, близкой по мировоззрению к умеренным эсерам.

На полном контрасте хорошим типографским шрифтом была выпущена листовка «Ко всем астраханским рабочим о добром царе и господах вообще». Она была подписана «Астраханским комитетом РСДРП». «Наши земства и думы выбираются не всем населением, а лишь людьми богатыми, имущими. Был у нас царь Иван Грозный, много народа он загубил, но ему не сравниться с Николаем II».[387]

В том же твердом стиле была написана и прокламация против войны с Японией: «не Манчжурия нам нужна, а чтобы сам народ взял в свои руки управление государством».[388]

Несчастная полиция фиксировала буквально подрывную литературу волна за волной: прокламации к бондарям, брошюра «Софья Перовская», газета «Рабочий день», ленинское «Письмо к товарищам об организационных задачах».

Маевки

Тем временем поднимались не только рабочие, но и учащиеся.

30 апреля в Общественном собрании прошел концерт в пользу студентов Московского университета. На бис исполняли «Дубинушку». После завершения, то есть в четыре утра (!), несколько человек остановились против губернатора, и один из них крикнул «Долой самодержавие», разбудил губернатора, за что и был задержан.[389]

В яркий солнечный полдень 1 мая около трехсот учащихся провели митинг в глиняных карьерах Собачьего бугра. С собой они взяли три красных флага.[390]

Общая маевка, впрочем, прошла скромнее. Она собрала около ста человек, в том числе 15 женщин, встретившихся в загородных садах, под открытым небом. В основном присутствовали служащие и студенты, рабочих было немного.

Отдельно собрались работники «Мазута». В лесочек за пристанью «Мазут» пришли всего 15 человек, серьезно нервничавших из-за угрозы ареста полицией. Однако полиция, знавшая о мероприятии и примерном месте его проведения, ошибочно приняла за революционеров расположившуюся неподалеку группу рабочих, решивших устроить пикник со спиртными напитками. Пока полиция разбиралась, наступила ночь, и планы арестов провалились.[391]

Студенты, однако, продолжали зажигать. 14 мая в саду «Аркадия» в десять вечера давали «Риголетто». Когда перед представлением оркестр заиграл «Боже, царя храни», с балконов раздался оглушительный свист, после чего оттуда были выброшено почти две тысячи листовок.

Через пару дней городская Дума собралась на обсуждение царского манифеста «Об искоренении крамолы». Несмотря на грозу двести астраханцев пришли к депутатам, распространив в зале прокламации и высказав свое мнение о происходящем в стране.

Фото 36. Первая маёвка (1891 г.). Художник Б. Владимирский. 1924 г.

Дошло до того, что листовки открыто раздавали среди белого дня на Никольской улице и Набережной Волги. Суетливые попытки полиции и жандармерии остановить поднимавшийся процесс были подобны латанию дыр в плотине, готовой вот-вот рухнуть.

22 мая в саду зацаревского татарина Гали Умерова собрались более двухсот человек, преимущественно учащейся молодежи. Попытки полиции пресечь митинг эффекта не имели. По завершению участники покинули место встречи на лодках. Среди прочих был замечен Владимир Сарабьянов.

Полиция как медиатор переговоров