Прометей, или Жизнь Бальзака

Некоторые рассказы будут "перекрестками", где встречаются персонажи, уже хорошо знакомые читателю и на время рассказа замешанные в новую интригу. К новеллам типа "перекрестка" принадлежат "Принц богемы", "Деловой человек", "Комедианты неведомо для себя". Сделаны эти вещи без особого старания: в центре забавная история, к которой присоединены бегло набросанные этюды о нравах, и все связано с "Человеческой комедией" повторяющимися именами. Государственного советника Клода Виньона мы раньше знали как литературного критика; знаменитый художник Леон де Лора был когда-то мальчишкой на побегушках - Мистигри. Бальзак, не колеблясь, пишет в скобках: (см. "Беатриса"), (см. "Музей древностей"). В "перекрестках" почти нет сюжета, но они дороги почитателям Бальзака, потому что в них встречаются обычные его персонажи. Итак, "Человеческая комедия" идет, как жизнь, - день за днем. Автор, будучи в рабстве у издателей и газет, не может возводить здание, как ему вздумается, - он должен бегать от одних строительных лесов к другим. Да так, пожалуй, и лучше. Случайные принуждения воспроизводят закономерности жизни. Вначале приходилось подтасовывать, менять имена, подправлять даты, чтобы в единые рамки вошли противоречивые элементы. Но вот бальзаковское общество уже существует и само определяет свои драмы. Целое стало бесконечно больше суммы слагаемых.

Несмотря на сдержанность парижской прессы, для которой Бальзак оставался излюбленной мишенью, его Прометеево творение мало-помалу стало внушать уважение и своей грандиозностью, и красотой. Как человек, Бальзак по-прежнему изумлял, а зачастую и шокировал своих поклонников. Если Бодлер не говорил, как Сент-Бев, о "промысловой литературе", он все же удивлялся, что в этом поэтическом уме повсюду цифры, как в кабинете финансиста.

"Это действительно был он, человек, терпевший легендарные банкротства, пускавшийся в гиперболические и фантасмагорические предприятия, где он неизменно забывал засветить фонарь во мраке неизвестности; это он, великий мечтатель, непрестанно предающийся "поискам абсолюта"... Да, это он, чудак, столь же невыносимый в жизни, сколь обворожительный в своих произведениях, толстый ребенок, надутый гениальностью и тщеславием, существо, у которого столько же достоинств, сколько и недостатков, причем последние не решаешься отмести, боясь потерять первые".

Да, недостатки Бальзака являются также и его достоинствами. Если он превратил роман о нравах, "такой мещанский жанр, в изумительные произведения, всегда любопытные, а зачастую возвышенные, то произошло это потому, что он вложил в них все свое существо". Если он умел придать сражению между двумя нотариусами значительность битвы между враждующими нациями, то могло так получиться лишь потому, что он сам не раз попадал в клещи адских дробильных машин финансовой системы и юрисдикции, писал Ален. "Его гениальность как раз состоит в том, что он брал сюжетом обыденное и, ничего не меняя в нем, делал его высоким".

Лишь тот, кто сам не пережил "Человеческой комедии", может находить в ней преувеличения. Для Бальзака она чересчур правдива; она убивает его. Он видит вокруг себя три тысячи персонажей, а за ними Апокалипсис, ожидающий нас в далеком будущем, "когда земной шар перевернется, как больной во сне, и моря станут континентами", обнажив кости двадцати миров, в том числе и нашего. Какой человеческий мозг мог бы еще вынести подобные усилия и подобные видения? Знал ли Бальзак в своем разгуле безмерного труда, что он отдает свою жизнь в обмен на силу творчества? Как Рафаэль в "Шагреневой коже", он не мог отказаться от желаний, не мог не творить. Подошвы башмаков его увязали в грязи будничной жизни, а мысли обнимали весь мир, демиургом которого он был.

МУДРОСТЬ БАЛЬЗАКА

Практическая мораль "Человеческой комедии" имеет две стороны, одна сквозит в прощальном письме Анриетты де Морсоф Феликсу де Ванденесу. Она, как вы помните, советует ему уважать правила общества и строго блюсти свою честь. Но мы видим у Бальзака и другую философию жизни, весьма отличную от этих поучений; она выражена в уроках, которые Вотрен дает Люсьену де Рюбампре и Эжену Растиньяку. Есть две истории, поучает Вотрен. История официальная, которая вся состоит из лжи, все поступки человеческие объясняются в ней благородными чувствами; и есть история тайная, единственно верная, в которой цель оправдывает средства... Люди в совокупности своей - фаталисты: они поклоняются совершившемуся событию, они присоединяются к победителю. Итак, добейтесь успеха - вас во всем оправдают. Ваши поступки сами по себе ничто, все зависит от того мнения, которое составят о них другие. Соблюдайте приличия, скрывайте изнанку вашей жизни и выставляйте напоказ свои достоинства. Все дело в форме.