Прометей. Ледяное безмолвие

Ярослав не знал, что ответить. Он был скован. Нет не потому, что ситуация для него была тягостной. Тягостной из-за того, что его заставляют поступать так, как он не хочет. Нет, всё не так. Всё, наоборот. Конечно, бывают в жизни случаи, когда не любишь человека, а он заставляет тебя взглядом или поступками зависеть от него, поступать якобы правильно, но не согласно велению твоего сердца. Такая мнимая зависимость создаёт ощущение, что ты этому «нелюбимому человеку» чем-то обязан. Он же любит тебя! Он страдает! И ты, якобы, должен его чем-то ублажать, беречь и обещать. Но в данной ситуации всё было не так. Всё было совсем не так. Тем не менее, решиться на близость с любимым человеком Ярославу было непросто. Он уже был не мальчиком по возрасту, давно перешагнув через физиологический период влюбчивости и гиперсексуальности. Но по отсутствию прошлых историй лирических взаимоотношений, по девственности сердечных чувств, он был школяром. Никакого жизненного интимного опыта у парня не было. Ни отрицательного, ни положительного. Девственник, отдавшийся навеки единственной возлюбленной – науке. Он ещё не решил готов ли взять на себя ответственность любить Мару. Звучит слишком сухо и формально. Но это так. Она ему нравилась, очень нравилась. Даже на работе, когда они находились слишком близко друг к другу, сердце всегда напоминало о том, что он мужчина, а она женщина: стуком в висках, волнением в груди. Но Шелихов постоянно старался решение сердечного вопроса отодвинуть на второй план. Учёный, одним словом. Или трус? Может, недостаточно любил? Оставим догадки на потом. А пока он был счастлив тем, что девушка сидит на его кровати и в приглушённом свете ночника не видит пунцовый цвет его лица. Наконец он прошептал:

– И ты её послушалась?

– Дурак, – не зло произнесла Мара и поднялась с кровати. – Я всего лишь пришла пожелать тебе спокойной ночи. Спи, спокойно. Это сон. Это почти сон.

Девушка двинулась к двери. Звонко брякнули бокалы в её руке. Этот звон наконец-то вывел парня из оцепенения. Что ты за идиот! Ведь ты же её любишь! И она тебя тоже. Меня? За что? Не может быть. Может, придурок, может. Это же ясно, как аксиома. Это не требует доказательств. Она сама пришла. Ты всегда чего-то боишься. Ты боишься попасть в глупую ситуацию. Ты боишься, что тебя неправильно поймут. Ты боишься навязываться. Но здесь всё не так. Правильно бабушка сказала – ты телок! Губка поролоновая! Ты ни на что не годишься. Ты придурок! И он рванул к дверям, опередив девушку.

– Стой, стой, стой! – Ярослав ухватился за её плечи и развернул к себе лицом.

Они стояли в проёме открытой двери, слегка освещаемые кухонным светом. Шелихов, осмелев, смотрел прямо, любуясь очертаниями взволнованного женского лица. Мара слегка потупила взгляд, стараясь не смотреть на нерешительного возлюбленного. Почему? Потому. Потому, что жизненный эксперимент должен быть в идеальных условиях. Если она даже взглядом будет в него вмешиваться – это не чистый эксперимент. Это за уши притянутый результат. Она ждала развязки. Она очень любила Яра. Она давно его любила. Ещё до того, как перешла на работу лабораторию. Да и перешла она туда только благодаря своим стараниям. А старалась она изо всех сил только потому, что очень любила его. Круг замкнулся. Давным-давно замкнулся. И из него не было выхода. Замкнутый круг. Кольцо. Или петля? Неизвестно. Пока неизвестно. Ярослав, как ей казалось, не обращал совсем никакого внимания на то, что рядом с ним постоянно находится очень хорошенькая женщина. Женщина, готовая связать с ним свою судьбу по первому взмаху его руки. По искорке в его глазах. По намёку на улыбку. По изгибу пальца. Только помани. Только позови. И я приду. Сразу приду. Прибегу. Без раздумий. Позови, Слава… Позови…

– Это что? – указал Шелихов на бутылку и два бокала, которые он только сейчас увидел в руках девушки.

– Это вино. Бабушка дала. Сказала, что «Каберне» – напиток любви.

– Где она его взяла?

Так можно долго разговаривать ни о чём. Мара слегка поморщилась. Ситуация стала невыносимой. Унизительно сделать первый шаг и не найти отклика с другой стороны. Всё это мало походила на страстную сцену взаимного признания в любви.

– Не знаю. Я замёрзла. Иди спать, Ярослав. Отложим распитие бутылки до лучших времён.

– До каких? Когда закончим лабораторные испытания?

Она только вздохнула в ответ:

– До тех пор, пока ледниковый покров сойдёт не только с лица земли, но и с сердец некоторых землян.

На кухне брякнула чайная ложечка. Бабушка на кухне? Ничего себе! Она же неходячая?! Точно, как я сразу не сообразил? Мара сказала, что в её комнату пришла бабушка…

Шелихов прошмыгнул мимо девушки. Бабуля сидела за столом и пила чай. Увидев внука, покачала головой.

– Ну вот, что я говорила? Телок, – обратилась она к Маре, обозначившейся за плечом Ярослава.

– Бабулечка, ты ходишь!? – удивление Ярослава было неподдельным.

Было чему удивляться. Три года тело пожилой женщины прочно ассоциировалось исключительно в тандеме с кроватью. И вдруг она сидит.

– Ты мёртвого из могилы поднимешь своей инфантильностью.