Прометей: Неандерталец (СИ)

Утром перед выходом в дорогу я еще раз внимательно осмотрел кизяк и территорию вокруг следов костров. Сомнений не было — здесь останавливались разумные люди и верблюды одновременно. Человек после себя всегда оставляет следы: это бывает кусок веревки, предметы обихода или негодное оружие. В кустах рядом с кострами я нашел половину сломанной стрелы с оперением на хвосте. Наконечник был снят, но оперение на стреле осталось. Хотя прошло несколько месяцев, я мог поклясться, что эта стрела — дело рук мастера Гау. Именно он делал продольные бороздки в конце стрелы, которые смазывал рыбьим клеем и сажал туда оперение. Это был его фирменный стиль, и сомневаюсь, что какому-нибудь неизвестному мастеру кроманьонцу, могла прийти в голову мысль именно так ладить оперение. Те же Выдры, которые при встрече с нами тоже владели луком и стрелами, клеили оперение рыбьим клеем. Но бороздок в стреле при этом не делали. Из этого уже уверенно можно было сказать, что это была поисковая группа, и искали они меня.

Ограничатся они той неудачной экспедицией или нет? Поразмыслив, я пришел к выводу, что сейчас прошло столько времени, что собранное мной племя Русов может захотеть большей самостоятельности и привилегий. В таком случае Нел и Мие, даже с поддержкой Лара и братьев первой жены, будет не до поисков. Американцы тоже, наверное, не будут рваться на поиски. Как современные люди они мало верят в чудеса и, вероятно, в своих мыслях давно похоронили меня. Следовательно, каждый день моего промедления может обернуться большими проблемами. Конечно, Лар и его копейщики останутся мне верны, но меня самого-то нет… Сколько бы дикари ни верили в чудеса, без подпитки в определённые промежутки времени вера в чудеса угасает.

Я оторвался от размышлений и посмотрел на своего верного оруженосца, который за эти месяцы стал выше на несколько сантиметров. Если в книге Сервантеса Санчо был смешной низкий толстяк, то мой Санчо был довольно высок для неандертальца, а мускулам мог бы позавидовать любой культурист. Я же вполне мог походить на Дона Кихота: высокий, с бородой и загорелый. Только воевал я не с ветряными мельницами, а с конкретными врагами: неандертальцами, кроманьонцами, хищниками.

Санчо доел большой кусок мяса, я завтрак закончил давно и ждал, пока насытится вечно голодный неандерталец. Каждая минута задержки казалась вечностью, но дикарь привык кушать основательно, эту привычку из него так легко не выбить. Едва он проглотил кусок, я сразу скомандовал, отбивая желание у Санчо приняться за следующий:

— Вставай, Санчо, нам пора в дорогу!

Я поправил свою накидку и решительно зашагал на восток, уверенный, что неандерталец последует за мной. Не время сейчас рассиживаться, набивая желудок, возможно именно сейчас во мне больше всего нуждается моя семья и друзья.

Весеннее солнце уже начинало припекать, пришлось снять меховую накидку. В ней было жарко, как в сауне.

«Сауна, баня»…

Я даже остановился как вкопанный от этих слов. Я, русский человек, за шесть с лишним лет нахождения на этой Земле, не удосужился построить русскую баньку. Невероятно, но саму мысль о строительстве баньки, я всерьез не рассматривал ни разу. Пару раз было сожаление по поводу отсутствия нормальной ванной комнаты. Я думал выложить ее по типу римских терм из камня, чтобы была нормальная купальня. И совсем забыл про баньку. Да что такое римские термы в сравнении с нормальной русской баней? Так, одно название.

Санчо обеспокоенный тем, что я стою неподвижно, обошел меня и пытливо всмотрелся в лицо, пытаясь понять причину остановки.

— Санчо, все в порядке, идем дальше.

В последнее время специально говорил с парнем на русском. Как ни странно, неандерталец в основном меня понимал, их способность понимать человека по интонации была потрясающей. Поэтому и не получила развития речь неандертальцев — зачем говорить длинные и сложные фразы, когда одним «Ха» можно передать несколько фраз.

К обеду нам встретился небольшой пруд, поросший по берегам высокой травой. Я хотел окунуться, но услышав предупреждающее шипение змеи, остановился. Неандерталец, услышав змеиное шипение, обрадовался и ринулся в траву. Через минуту он появился, держа в руках извивающуюся змею с яркими оранжевыми ромбиками по спине. Дважды змея укусила Санчо в руку, но он даже бровью не повел, а, перехватив ее поудобнее, укусил змею за шею у основания головы, вырвав кусок мяса. Змея моментально обмякла, а неандерталец, оторвав еще пару кусков мяса, начал сдирать с нее шкуру.

К змеям у меня всегда было отрицательное отношение. Попросив у Санчо мертвое пресмыкающееся, я раздвинул змее челюсти. С клыка на верхней челюсти свисала маленькая капля молочного цвета: змея была ядовита. И расцветка в виде оранжевых ромбиков по спине предупреждала, что с ней лучше не связываться. Неужели неандерталец не понимал, какую опасность несут ядовитые змеи?

— Га (это опасно, она убивает), — показываю на змею, которую Санчо разделывает, очищая от внутренностей.