Те трое, которые внутри поезда – молодняк не в счет, такого и Вавилонец пальцем перешибет! – разбрелись по одному и дерутся сейчас каждый со своей кучкой выродков. И как дерутся! Выродки только и успевают что высунуться, получить пару ударов в морду и отползти, поскуливая, в сторонку, раны зализывать. Нет, дерутся прибывшие здорово, куда там семилапатинским!
Вот только зря они возле девушки всего одного защитника оставили. Да и не самого крепкого к тому же. Растерянный он какой-то, глаза так и бегают. И какие-то смешные штучки поверх глаз у него надеты. Наверное, чтоб быстрее бегали. Зря… Таких девушек нужно лучше охранять.
Глагл возвращается к поезду. К тому месту, где раньше все казалось гладким и прочным, а теперь образовался пролом, через который легко можно пролезть внутрь. Надо только подпрыгнуть. И проследить, чтобы этот, со смешными глазами, не съездил чем-нибудь тяжелым по гребню. Вон у него какие штуковины в руках.
Но
Но Глагл не дает защитнику закрыть глаза до конца. Ему нужно чувствовать чужой взгляд, чтобы разговаривать. Так надежнее. Только надо очень осторожно, чтоб не спугнуть. Кричать нельзя, нельзя даже говорить как всегда – защитник испугается и тогда… Поэтому Глагл чуть слышно шепчет-без-слов: «Не делай больно! Тебя хорошо-видеть. Ты
Руки защитника приподнимаются еще выше, чтобы спустя мгновение обрушиться вниз, он с силой выдыхает через зубы и…
Через зубы…
Стальные коронки вспыхивают в тускловатом, на самом-то деле, свете вагонной лампочки.
Глагл улыбается до ушей. Радостно. Потому что теперь он знает, что нужно говорить. «Железные зубы!
– кричит-без-слов он. – Я – это ты! Мы – железные зубы! » И улыбается еще шире, чтобы защитник тоже увидел.Он видит…
Руки защитника опускаются. Медленно и безвольно, как неживые. Штуковины – пара пивных бутылок – выпадают из рук и, подпрыгивая, откатываются в сторону.
Лицо защитника в одно мгновение теряет всяческое выражение. Глаза больше не бегают, они смотрят в одну точку. Куда-то далеко-далеко, куда можно только смотреть, но ничего нельзя увидеть.
– Мне нужно… – задумчиво говорит он, потирая пальцами широкий лоб. – Мне нужно… поспать, – и садится прямо на пол, мимо скамеечки.
А Глагл уже внутри, рядом с девушкой.
Ее глаза широко раскрыты, и Глагл…
Но недолго.
Потому что поблизости есть еще два защитника. И они уже заметили Глагла. Надо уходить.
Глагл осторожно кладет руку на плечо девушки. Ласково.
– Надо уходить, – говорит он.
Девушка не хочет уходить. Ее лицо… портится. Становится не таким
«Это ничего, ничего… – уговаривает он себя, зажимая девушке рот одной рукой, а другой перехватывая ее за… у самок это называется „поперечник". – И лицо, и голос – это все ничего. Это пройдет… »
Глагл прыгает через пролом и бежит. Девушка такая легкая, бежать с ней на плечах совсем не тяжело. Дальше, как можно дальше от этого поезда. Туда, где нет света, зато есть покой. И ласковость. Туда…
… Погоню Глагл заметил почти сразу, еще до Косто-ломной Канавки. Он остановился там, чтобы в последний раз увидеть
И услышал топот ног, необычно громкий. Это был один из прибывших, самый большой. Самый опасный. Глагл даже испугался сначала. Немного.