Промежутки бытия

Не будешь судиться ни с Богом, ни с чёртом…
Тяжёлые сны проступают на чёрном
Широком ночном безразмерном экране.
Но думать о худшем пока ещё рано.

Светает вдали. Там наметилось утро.

Оно поступает гуманно и мудро.
Надежду даёт. Чёрный цвет осветляет.
От сумрачных мыслей на день отрезвляет.

Выбор места

1

В. Д.

Зачем ты, Володя, ходил к Левитанскому,
А после уехал в Израиль, в Америку?
Какому такому уму дилетантскому
Благими твои показались намеренья?

Гляди, оборвётся строка стихотворная,

Запутавшись между далёкими странами.
У многих и здесь-то судьба смехотворная.
Но всё-таки, кажется, менее странная.

2

Помню Ковду молодого.
Обещающий поэт.
Слог с оттенками литого.
А теперь его здесь нет.

Перебрался жить в Ганновер.

Лет – за семьдесят ему.
Вот какой случился номер.
Скоро всё это пойму.

3

Н. Ш.

Жил в Москве, в Смоленске умер,
В Минске и похоронили.
Век двадцатый обезумел.
Его многие бранили.

В двадцать первом жить не проще.

Впрочем, так всегда и было.
Времени жестокий росчерк —
Оно Колю и убило.

4

Нады ли в Анадыре
Шорты и зонты,
Выкладки, параболы,
Выверты, понты?

Там другие модули

Жизни и труда.
Люди не за модою
Ехали туда.

Способ выживания…

Кто-то выбирал
Рваных ран сшивание,
Кто-то вымирал.

О причинах выбора

Знают лишь они.
Многих, многих выбило.
Боже сохрани!

* * *

Озноб отреченья проходит не скоро,
Как страх пострадавших от глада и мора.
Потом возвращается снова и снова.
Решаемся – просто, расплата – сурова.

Но горький сей опыт опять бесполезен.

Туда, где бесстыдно, отчаянно лезем.
В манящее чрево потерь и печали.
Почти всё, что было, уже расточали.

Шум волн

Смывает новая волна
Следы предшествующей. Что же,
Она господствовать вольна.
Но лишь до следующей тоже.

А знать ей это не дано.

Иначе вряд ли бы старалась…
Шумело время. И оно
Легко из памяти стиралось.

Под вечный шум так и уснём,

Чтобы уже не просыпаться.
И будет весточкой о нём
Земля сырая осыпаться.

* * *

Нету их. И всё разрешено.

Д. Самойлов

Почти что праведными были
И никого не ублажали.
Стыдились тех, кого любили
Или за честность уважали.

Одни – ушли. Другие – скоро.

И в этом нет уже секрета.
Как нет и надобности спора
О том, чем жизнь была согрета.

Оберегаема, хранима

И с ними радостна до боли,
Хрупка, божественна, ранима.
В ней каждый был самим собою.

Теперь свобода абсолютна.

Никто не встретит, не осудит.
Вокруг становится безлюдно.
И это скоро кровь остудит.

Огонь надежды