Промежуточная станция

Поутру Марию разбудила монахиня. Сначала надо было измерить температуру, потом, когда Мария снова задремала, надо было умываться. В третий раз произнеся «доброе утро», она принесла завтрак. За окном растекалась белесая мгла, и Мария представила себе, как блестит от инея трава и гравий на дорожках. Наступила пора, когда утро окрашивается в пастельные тона, густой туман сменяется дымкой, и луга вокруг деревни выглядят бескрайними, так что трудно себе представить, что они где-то кончаются.

Женщина, лежавшая у окна, взглянула на Марию.

— Вас тоже недавно оперировали? — спросила она.

Мария кивнула.

— Да.

— У меня страшные боли. Мне трудно дышать.

— Вы должны дышать глубже, — сказала Мария.

— Да-да, я знаю, иначе может начаться воспаление легких. Просто мне действительно очень больно.

Мария видела, как ветер за окном колышет деревья, на ветвях которых набухали почки. В палате появилась санитарка с судном.

— Осторожней, мне больно, — сказала женщина, когда санитарка стала приподнимать ее.

— Нечего ломаться, — ответила санитарка. — Подтянитесь за эту ручку. — Потом она перешла к Марии. Бросив взгляд на завтрак, к которому Мария не притронулась, она сказала: — В чем дело? Вам нужно есть.

— Да, — ответила Мария. — Потом. — Движения причиняли теперь меньшую боль, чем вчера, вот только чувствовалась сильная усталость. Она снова уснула, потом очнулась, когда санитарка вынула из-под нее судно, и снова провалилась в сон.

Когда она проснулась, в палату падали косые лучи солнца, и незнакомый врач появился, чтобы наложить ей на ногу свежую повязку. Она особенно резко стала ощущать больничные запахи: пахло дезинфекцией и страхом. Процедура была болезненной и утомительной, а врач при этом не проронил ни слова. Он молчал, перевязывая и женщину, занимавшую койку у окна, громко стонавшую и требовавшую дать ей обезболивающее. Только выходя из палаты, он сказал сопровождавшей его сестре:

— Дайте ей что-нибудь успокаивающее.

Потом снова наступила тишина, и Мария рассматривала голую стену напротив, шкаф в углу да два стула, стоявшие у изножий обеих кроватей. Третью койку так и не поставили. Шум из коридора все усиливался. Все время был слышен стук захлопывающихся дверей и звуки торопливых шагов.

— Наконец-то лекарство подействовало, — сказала женщина у окна и со вздохом повернулась на бок. Мария смотрела, как равномерно вздымается и опускается от дыхания ее грудь. Женщина снова уснула.

Неожиданно дверь в палату распахнулась. Мария увидела Терезу, которая вела за руки Изабеллу и Пьера, за ней шел Джон с бледным, осунувшимся лицом. Следом в комнату вошел человек в форме.

— Наконец-то, — произнесла Тереза, переводя дух. — Вот мы и нашли тебя. Это было нелегко. Ты не представляешь себе… — Она зашмыгала носом, а Джон растерянно махнул рукой.

Дети бросились к Марии.

— Ты сильно заболела? — спросил Пьер.

Мария в замешательстве притянула его к себе. Она так ждала детей, а вот теперь не знала, что сказать им. Ей хотелось прижать к себе их маленькие тельца. И ни о чем не думать. И забыть обо всем, что с ней происходило.

— Не очень сильно, — сказала она наконец.

— Мама, вставай, — сказала Изабелла. Она приподняла одеяло и увидела на ноге у Марии толстую повязку.

Мария молча покачала головой и натянула одеяло до подбородка.

— Врач считает, что рана не слишком серьезная. Кто-то пытался перетянуть ногу жгутом, но, на счастье, повязка сползла. — Договорив, Тереза бросила взгляд на детей и сделала движение, которое означало: ногу пришлось бы отнять.

Некоторое время они помолчали, потом Мария сказала:

— Я припоминаю, что пыталась перевязать ногу сама.

— Вы припоминаете это? — Человек в форме подошел поближе. — Полковник Геллерт. Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Ваш лечащий врач не возражает, если вы тоже ничего не имеете против.

— Прямо сейчас? — Мария попыталась приподняться и растерянно посмотрела на него.

— Как можно скорее.

Изабелла подвинула одно из кресел к раковине.

— Пить, — сказала она.

— Вы хотите знать, как вышло, что меня ранило на Главной, а нашли в районе предместий? Врач уже спрашивал об этом, но я сама не знаю, как все произошло, — с досадой произнесла Мария. Ей хотелось лишь одного — ощущать близость детей и ни о чем не думать. А потом уснуть и, проснувшись, сказать: «Ничего не было. Просто приснился кошмарный сон, вот и все».

Полковник наконец-то заметил, что он тут лишний.

— Мы можем поговорить позже, — сказал он. — Лучше я подожду в коридоре.

Он вышел, и Пьер сразу прижался к Марии покрепче.

— Ты пойдешь с нами домой?

Мария уткнулась лицом в его волосы. Они пахли травой, а кожа — парным молоком.

— Немного позже, — сказала она.

— Когда?