Но именно быстрое продвижение строительства подтолкнуло Марию в конце четвертой недели вновь переправиться в город. Теперь все было как будто налажено, не хватало только Роланда.
Ее отлучки становились все более длительными, в урочный час она не возвращалась к месту встречи, целыми днями пропадала неизвестно где. И никто не отваживался расспрашивать Марию. Иногда ее встречали стоявшей на пирсе, или она вдруг появлялась из-за груды ящиков. Мужчины всегда с неизменным облегчением сажали ее в лодку. Она сидела рядом с ними и молчала. А когда исчезала вновь, у Катарины было такое чувство, что лагерь опустел наполовину.
Паук
К концу июля город стал напоминать бурлящий котел с колдовским варевом. Время от времени вводился комендантский час, с удивительной регулярностью нарушаемый беспорядками. Начались облавы, блокирование улиц, аресты. Полиция схватилась с Учреждением и Госбезопасностью, которая воевала с Учреждением и полицией, Учреждение вступило в борьбу с городом, а ИАС — со всеми и вся. Не существовало ни одного закоулка, где можно было бы чувствовать себя спокойно, а покидать город, как и входить в него, запрещалось. Повсюду стояли солдаты, и прохожих хватали безо всяких на то оснований. Многие из попавших в облаву не вернулись домой, об участи этих людей не знал никто. Учреждение молчало и выжидало. Время работало на него. Сеть была наброшена.
Мария всегда проходила кордоны. Она знала, кто есть кто, а ее имя и фотография уже выпали из проскрипций. Только Госбезопасность не приняла на ее счет окончательной версии. Дело было за трупом.
Сначала Мария искала Роланда в гавани, затем — в зоне санации и, наконец, и все чаще, в районе Учреждения, в центре города, но Роланд как сквозь землю провалился. Не исключено, что его вообще уже здесь не было. Мог он, конечно, и погибнуть, но Мария не сомневалась в том, что он жив. Дома, в деревне, бытовало поверье: если умирает любимый человек, то останавливаются часы. Часы еще тикали. Когда ей случалось попадать в непроходимую толчею, она использовала потайные ходы Учреждения. А если в них находиться недолго, никто этого не заметит, надо только побыстрее выбираться наверх. Иногда она ловила секретную информацию, ей было достаточно услышать мимоходом обрывок фразы, и она уже знала, о чем идет речь. Свои сообщения она писала на дверях и воротах, плакатных щитах и афишных тумбах. Она оставляла на них имена разыскиваемых людей, предостережения и адреса. Мария не была уверена, что это занятие имеет какой-либо смысл. Бывает так, что шаги, предпринятые наудачу, оказываются верными, а те, что десятки раз обдумаешь, — ложными.
«Мальчики Калеры умрут, — писала она на дверях гимназии поблизости от своей бывшей квартиры, — ни один из них не вернется; и Танимо тоже».
«Калера» — составная часть пароля, услышанного ею на улице, другая его часть — Танимо — была конспиративной кличкой одного человека из ИАС. Но здесь безраздельно господствовало Учреждение, находился центр Гражданского ополчения. Здесь же организовывали подполье его враги, но не союзники. Танимо — это ловушка. Мальчикам Калеры — шестнадцати-семнадцатилетним грозила бы гибель, если бы они выступили против ИАС. А они наверняка что-то задумали, наверняка. Вот один из них в начале, другой — в конце улицы, оба слоняются, напустив на себя скучающий вид и засунув руки в карманы, но глаза слишком настороженные и губы готовы в любой момент издать разбойничий свист. Может быть, предостеречь их? Может, это спасет жизнь нескольким убийцам и будет стоить жизни другим? Уже не одно поколение таких вот юнцов обитают со своими папашами в городских дворцах и уже много лет держат в руке узду, бич, которым стращают людей вроде Джона и Терезы. Это по милости обитателей хором у людей согбенные спины и сломанные челюсти. Нельзя их любить, нельзя даже просто выпускать на улицы, им можно желать только несчастья.
В зоне санации она попала в облаву. Сначала она пошла вслед за человеком, который показался ей настолько похожим на Роланда, что иного она и допустить не могла. Какое-то время следила за ним, всматривалась в походку и жесты, и как раз в тот момент, когда решилась заговорить, чтобы услышать его голос, взревела полицейская сирена. Из-за угла вывернула машина. Это было спецподразделение, находившееся в подчинении у Службы госбезопасности. Полицейские вели на поводках собак и окружали дом. Одно из окон третьего этажа было открыто.
— Меня вам не взять! Живым на дамся! — кричал мужчина наверху.