Промысловые были

Теперь предстояло приспособить подобие. Федя нашел сухонькую пепельно-серую еловую палочку, взял в зубы и, подойдя к капкану, стоящему в дуплянке, аккуратно тыкнул палочкой в тарелку. Капкан сработал так оглушительно и резко, что Федя подпрыгнул. Но потом спокойно, мордочкой к лесу, съел приваду – кусок рябчиной спинки. Потом пробежал к следующей дуплянке, подобрал еловую палочку и снова запустил капкан и съел отличную глухариную шейку с черным перышком. Пробежал дальше, обойдя кулемку: безопасность прежде всего – только капканы на земле и в дуплянке, никаких кулемок и жердушек: слишком сложны в запуске. Четвертой ловушкой был капкан на земле в основании кедра. В загородке из жердей и с пихтовой крышей. В глубине за капканом лежал объеденный до косточки кусок глухарятины в точках мышиного помета. В корнях жили мыши. Федя уже сбил первый голод и брезгливо пропустил ловушку. Зато в следующей дуплянке ждал кусок глухариной грудины с отличным пластом белого мяса.

Федя потрусил дальше, слыша переговоры синиц по поводу его занятия и пуская мимо: всех слушать – уши опухнут. А они нам пригодятся. Вдруг… на дорогу выбежал соболиный след. Федя, как вкопанный, замер. «А ты еще кто такой?!» След был ночной, небольшой. Самочка. Он попрыгал по следу – изгибаясь по-соболиному – складываясь, как варежка. Раздражение и возмущение сменилось расположением: пах след чудно, очень милой и аккуратной показалась сама побежечка… Федя встрепенулся и напружинился – впереди раздавалось позвякивание капкана, живое биение, сухая поскребка коготков по дереву. Он побежал и увидел в жердушке, прибитой к рыжей зарубке на кедре, соболюшку. С капканом на передней лапке она сидела на кончике жерди.

– Соболя, миленький, выпусти! Пожа-луй-стаааа! – залилась плачем соболюшка. – Придумай что-нибудь, пропадаю! – И Федя, настроившийся ревниво и поучительно, аж мордочкой дернул от досады: «Вот угораздило!»

– Да погоди, не верещи, тихо сиди, не хватало еще Пестря учует. Тогда уж точно пропадешь. – заворчал Федя, не представляя, как разжать пружину, плоский ласточкин хвост. – И как тебя угораздило?! Не видишь – железо! Лапка ты…

«Хуже некуда. И жалко, смотри, какая приглядная. Ну, как сделать-то? Как? Кедрина если б упала на пружину… Да куда там! Если б еще на полу капкан был. А тут на весу. Упереть некуда».

– Ой пропаду, моя! Мороз даванет – и прощай! – не унималась Лапка – Ты же такой большой, красивый, ну придумай что-нибу-у-у-удь! Пусть я тебе на поругу, но и в воле твоей!

И она, дернувшись, сорвалась с жердушки и, бренча цепочкой, забилась на весу, закручиваясь, складываясь и пытаясь сама по себе залезть.

– Да успокойся ты, вздохня! Сиди тихо, а то уйду. Тихо сиди! Не рыпайся.

– Все-все-все, моя. Сижу. Сижу. Только не убегай.

– Вот и сиди. И так полтайги взбаламутила.

Неподалеку стояла пихтовая сушина, квадратно по волокнам издырявленная. На ней сидели два трехпалых дятла. И, видно, на суматоху, шелково-шумно подлетел и подлип к пихте Желна. Здоровенный черный дятел с красной головой.

«Доверещалась. И без твоего цокота тошно. Че делать, ума не приложу. Совсем уж глупость… А и глупость придумаешь, когда выхода нет. Какого-нибудь волка выцепить, чтоб капкан зубами разжал… Да н-но. Тот в жизни не притронется к железу! Че смеяться? И вообще тип мутный. Связываться с такими…»

– Ну что? Что? Ты придумал? Может, волка? – пискнула Лапка.

– Да какого волка?! – раздраженно прицыкнул Федя. – Я вот думаю… – Он задумчиво оглядывал тайгу. – Я вот думаю… вот если вот оленя… Они и ребята нормальные, ну и найти проще, где-нибудь на тундре шарятся. А главное, тут хоть понятно, как действовать.

– Но, – сказал Первый трехпалый дятел, – так-то… можно попробовать.

Все три дятла уже подлетели поближе и сели на обломыш еще одной сушины. Феде даже показалось, будто они воткнули свои клювы в деревину, как ломы или лопаты, и те остались, словно насадки какие-то. А сами, чуть не облокотясь на них, судачат:

– Да ково пробовать? Где олень однерку одавит?! – фыркнул Второй Трехпал. – че собирать-то?

Лапка попала в капкан первого номера. Вкруг этого зашел и спор.

– Смотря какой олень, – парировал Первый Трехпал, понимая, что прокосячился.

– Да хоть какой – бесполезно.

– Ну коне-е-ечно. – передразнил Первый, поеживаясь, и забил, как клювом: – Спокойно одавит однерку.

– Да в жись не одавит. – Второй даже хрюкнул и весело оглядел присутствующих, качая головой, мол, видали упертого.

– Ну двух тогда ставь! – гневно крикнул Первый. – От промблема-то, едрим-ть.

– Да ково двух? Будут задами толкаться. Еще и соболя стопчут.

Тут Желна очень веско и медленно откашлялся и с паузами отмерял:

– Олень никогда не одавит однерку. Нолевку куда не шло. Еще какая пружина. А однерку… ни в жись. – И презрительно замолк.

– Да я че и говорю, – сказал Второй Трехпал, – нолевку да, согласен. А все что больше – только сохатый.