Промзона

– Ребята, – сказал Степан, – вы выйдите, мне одному надо подумать.

Тон его резко изменился. Шеф-пилот удивленно взглянул на Бельского и покинул комнату.

Степан собрал все фотографии и пересмотрел их снова. Фотографий с человеком в белой рубашке и черных брюках было две. На второй он стоял в полоборота и держал правую руку на плече Ревко.

Степан заложил руки за спину и принялся ходить по комнате, неторопливо, взад-вперед.

Степан ходил недолго, минут пять, а потом сел на диван и набрал на сотовом номер Дениса Черяги. Трубку долго не брали. Наконец раздраженный голос на фоне громкой музыки сказал:

– Ало!

– Это я, – сказал Степан, – ты меня слышишь?

– Кто говорит? Але! Перезвоните!

Связь была очень плохой.

– Нам надо встретиться, – сказал Степан.

– Что? Я сейчас выйду, погоди.

Треск исчез, и связь стала лучше. Видимо, место, где сидел Черяга, плохо пропускало радиоволны.

– Теперь слышишь? – спросил Степан. – Ты меня узнал?

На том конце провода озадаченно дышали в трубку.

– Узнал, – наконец послышался ответ.

– Нам надо встретиться. До завтра.

Что-то в голосе Степана мешало его собеседнику просто бросить трубку.

– Я завтра улетаю. В пять утра.

– Задержись.

– А комаринского мне для тебя не сплясать?

В голосе собеседника было холодное бешенство. Степан посмотрел на часы. Они показывали два часа ночи. В Москве было десять вечера.

– Ты в Москве? – спросил Степан.

Собеседник поколебался с ответом.

– Да.

– Тогда приезжай в Кубинку. К часу.

– Куда?

– Если ты не знаешь, куда ехать, езжай на семидесятый километр Можайки. Там под столбом тебя встретят мои машины.

– С чем встретят? С автоматами?

– Нет. С установкой «Град», – ответил Степан, вырубил связь и вышел в гостиную. Все присутствующие обернулись к нему.

– Михал Степаныч, – сказал он, – распорядись, чтобы «Сапсан» подготовили к вылету.

– Когда?!

– Сейчас. Пока я доеду до «точки». Боря, ты не пил?

Борщев отрицательно качнул головой.

– Полетишь со мной штурманом. Герман, свяжись с военными, оформи полет. Распорядись, чтоб меня встретили. Когда будешь звонить в Кубинку, скажи, чтобы пропустили туда машину.

– Чью?

– Дениса Черяги.

* * *

Этот день был первый, когда Денис вернулся на Рублевку к десяти вечера. Дел было невпроворот: полтора десятка юристов скрипели от усердия в нанятых ахтарским холдингом фирмах, строча протесты, обращения, апелляции, жалобы, и просьбы о возбуждении уголовных дел.

Денис лично изготовил две аналитические записки, – одну по поводу захватнических планов группы «Сибирь», другую отдельно по поводу беззаконий на Павлогорском ГОКе. Ревко сунул записки кому-то в Кремле.

Депутатские запросы о судьбе Павлогорки шли по пять тысяч долларов штучка. Заявление о возбуждении уголовного дела против следователя Шевчука по факту злоупотребления служебными полномочиями потянуло для начала на тридцатку. За немедленное и полное освобождение Гриши Епишкина, даже буде ему предъявят какое обвинение, попросили двести тысяч.

Аналитические записки в Кремль и назначение Дениса главой «Южсибпрома» обошлись даром, если, конечно, не считать факта передачи «Южсибпрому» акций Павлогорского горнометаллургического комбината, приносившего в год восемьдесят миллионов долларов чистой прибыли, и Черловского авиазавода, чей портфель контрактов, с учетом контракта «МиГ-Еврофайтер», составил четыре миллиарда долларов на три ближайших года.

Вдобавок Извольского не было в стране. Швейцарские врачи делали Ларочке очередную операцию. Слава и Ирина улетели в Цюрих; рабочий день Дениса начинался в девять и оканчивался в пять утра. Остальное уходило на личную жизнь.

В номере было темно и пусто, и едва уловимо пахло Настей, – не ее духами, она ничем, кроме дезодорантов, не пользовалась, а ей самой, – тем неопределимым, но определяющим все ароматом, или скорее даже образом аромата, который и составляет основу влечения мужчины и женщины. Денис почти всегда по этому аромату чувствовал, как давно Настя ушла из комнаты; аромат был совсем свежий. Денис некоторое время стоял в темноте, растерянно сжимая в кармане пальто небольшую коробочку с длинными сверкающими сережками. Потом сел на кровать, чтобы раздеться, прилег на минуту – и заснул.

Проснулся Денис спустя полчаса, вспотев в неудобном уличном пальто и тяжелой обуви. Он не сразу вспомнил, где он и какая следующая встреча; вспомнив же, со вздохом скинул пальто и набрал настин мобильный. Тот был выключен. Денис зевнул, протер глаза и отправился искать Настю.

В зимнем саду на третьем этаже было темно: только горел огонь в камине, да на фоне черного пуленепробиваемого стекла вырисовывалась коротко стриженая женская головка.

– Майя Аркадьевна, – позвал Денис, – вы не видели Настю?

Майя не отозвалась. Денис включил свет. Майя сидела в кресле, а на коленях у нее свернулся пушистый котенок. Майя недовольно моргнула, Денис выключил свет и сел рядом.

– Джек подарил, – сказала Майя в полутьме, показывая на котенка. – Он сделал мне предложение.