Проникновение

— Я ошибался. Предназначения были у ангелов. Но ангелы не спешили размножаться, плодить смыслы бытия, наслаждались своей исключительностью, не желали делить власть. И тогда Бог создал людей — маленький зверинец по своему образу и подобию. И если бы Прометей не сжалился над нами, не принёс искру разума и воли, не увидели бы и божий лик в зеркале. Греческие боги покорили мир раз и навсегда, Прометей перевоплотился в христианского змея, подарившего людям время, сделав их смертными. «Но действие иное произвёл обманный плод. Он плотские разжёг желанья»[83]. Платоническая любовь — канал в вечность. Эрос — корень несвободы, союзник Танатоса. Мы — изгнанники из Рая. Нам нужна была плоть — стиснуть друг друга в объятиях, но вместе с любовью получили голод, жажду, неутолимые и неисполнимые желания. Мы — рабы своей же телесной оболочки. Вынуждены кормить её, поить, холить, одевать, работать, иначе встанут все поезда и рухнет цивилизация форм. Человек объявил себя властелином Земли и с тех пор ищет доказательства, что он не животное. Предназначение иными словами. Но созерцание великой картины поднимает его на вершину экстаза так же, как и соитие.

— Да, но картина — тоже форма. И твоя музыка живёт в нотах мелодии, а поэзия — в рифме стиха. Как бы там ни было, я должна вернуться. Мне нельзя превращаться в духа. Разница между мной и твоим братом в том, что он закончил картину с ангелом и свободен, а я так и не вспомнила путь атланта. Вернусь. Буду смотреть по сторонам, много думать и мало делать, чтобы статуи не повторяли друг друга, как мои здешние янусы. Время помогает познать себя, и по дороге не расплещу ни капли. Быть может, создам всего одну статую, но она отразит истинный лик атлантов. Тех, кто затерян в веках, тех, кого, как пустой сосуд, всякий безумец наполняет своим смыслом. И только я смогу вспомнить.

— Я боюсь за тебя. Ты жила по книгам и снам, а жизни не видела.

— Как и ты, хранитель.

— Да. Мы — герои мифов, чужие сны в саду расходящихся тропок.

Что-то до боли родное — орлиное — проявилось в тебе. «Мы — неприкаянные с тобой. Ты. Я. Мы оба».

В тот злосчастный альпийский вечер не дочитала записку в шале на зеркале: холодно, стекло не запотевало от дыхания. «S» постскриптума застыла меж ними перевёрнутым знаком вопроса. Заварила чаю с мятой, легла смотреть телевизор — он всегда меня усыпляет. Показывали документальный фильм о двух гигантских галапагосских черепахах. Они были единственными представителями вымирающего вида, последними рождёнными, но, к разочарованию герпетологов, не спешили любить друг друга. Как и мы, подумалось мне.

— Понимание, привязанность, любовь… глубокие чувства возникают между людьми, схожими своим одиночеством.

Плывём куда-то в утлой лодочке по лабиринту каналов. К морю ли? Есть ли мост через время? Главное — не отнимай руки. Кирин мост невидим, потому что она не помнит его. Мост может быть чем угодно: дверью, волной, лунной дорожкой, натянутым над водой канатом… Никто не знает наверняка, даже стражники по краям: они тоже слепы. Пропустят нас как одно целое, если будешь держать меня за руку.

— Пойдём со мной? Не оглядывайся, и Орфей вернётся вместе с Эвридикой.

* * *

— Если мечом жертвуют ради чаши, то и жезл опустится перед пентаклем[84], — заключил Ульвиг, — ты выбрал Маугли, а не Альберта, значит, землю и возвращение.

Лодки несло течением всё быстрее, туман сгущался, закапал солёный дождь, что предвещало близкий выход из лабиринта. Мы поменялись местами. Маугли пересела в лодку к Кире: та заснула, и Маугли вызвалась сторожить чудеса. Мы с Ульвигом двинулись вперёд, разведывая дорогу, чтобы в случае чего остановиться, так безопаснее. Друид и воин. Раньше и не задумывался о том, что мы оба принадлежали к разным веткам одного древнего племени — кельтов. Но я вырос в Лондоне, пропитанном солярными мифами древних греков, а он докопался до чешских дольменов своего прошлого. Мой корабль плыл по вершинам вечнозелёных — несуществующих — деревьев, а его пересекал кровавые реки и чужие моря. Братья, чьи ветки-пути разошлись. Сейчас это уже часть далёкой истории, никто никогда не прочтёт её, не услышит. Следы на песке, заметаемые ветром.