Пронзая ветер

— Люди, но не такие удачливые, как остальные, — пожал плечами Шут. — Уроды, одержимые, проститутки. Первые отпугивают людей не только из-за внешней неприглядности, но и из-за наших законов. Они предписывают обязательно подавать беднягам подаяния. А у нас народ добрый, но бережливый. Поэтому вокруг этих несчастных никогда не бывает столпотворений. Одержимых не любят, так как считается, что им покровительствует матушка Моро — повелительница Мира Духов. Они являются вестниками смерти, и митрильцы разбегаются при виде их. Будто так они могут укрыться от судьбы! Но самым абсурдным я всегда считал отношение к продажным женщинам. Их услуги очень востребованы, но постыдны. Это самая презираемая часть нашего общества. Их заставляют одеваться определенным образом, чтобы все видели, кто они и чем занимаются. Страже даже в голову не придет, что приличная девушка может добровольно примерить на себя такой наряд. Для нас с тобой все три категории очень удобны в качестве маскировки. Уродами быть легче и экономически выгоднее. Но от этого ты отказалась. Значить остаются одержимые и проститутки. Лично я за одержимость…

И Шут преобразился до неузнаваемости. Его лицо окаменело, а в глазах появился нездоровый блеск. Он напомнил Ланетте Верховную Жрицу в Тронном Зале, когда она изрекала свое пророчество валгавцам.

— Тебя ждут великие испытания, дитя, — завыл он. — Но самый главный твой враг спит внутри тебя. Берегись, когда он проснется!

Ланетта отшатнулась и деланно засмеялась. Она понимала, что парень шутит, но все равно ей стало вдруг очень не по себе. А, кроме того, она абсолютно четко поняла — ей так никогда не сыграть.

— Одержимой я точно не смогу быть, — промямлила девушка. — Из меня плохой актер.

— А веселую девицу, тебе, значит, и играть не надо? — тут же насмешливо поинтересовался Шут.

— Да ну, тебя! — покраснела девушка. — Притворяться проституткой легче, но противно… А давай попробуем прикинуться больными каким-нибудь кожным заболеванием? Например, чесоткой. У нас от таких людей стараются держаться как можно дальше. А если сказать, что мы идем в город к кросскому купцу за снадобьем — может и выйдет что. Эй, Линнок, ты слышишь меня?

Но Шут не ответил, уносясь куда-то в своих мыслях. Когда Ланетта прикоснулась к его руке, он решительно тряхнул головой и с воодушевлением заговорил.

— Ты абсолютно права в одном — в праздничные дни стража не в состоянии проверять всех и каждого. У городских ворот начинается настоящее столпотворение. И завтра наверняка будет. Народ толпами повалит в город на празднование трехсотлетия Дома Откровения. Если пристроиться к кому-нибудь, например, к бродячим артистам, а твою ауру притушить (а такое бывает, если у человека, скажем, простуда)… — у Шута загорелись глаза. — А знаешь, наверно забавно покататься по миру в цирковой повозке. Каждый день новые места и люди, которые тебя не знают. И после представления ты их больше никогда не увидишь. Когда мы покинем город, жизнь бродячих артистов некоторое время может стать для нас неплохим прикрытием.

В волнении Шут начал мерить комнату быстрыми шагами.

— Куколка, ты что-нибудь умеешь делать… ну, что можно было бы использовать в цирке?

Ланетта задумалась.

— Ну, может, бросать ножи, — неуверенно произнесла она. — Я немного занималась этим в свое время.

— Покажи, — загорелись глаза у Шута.

Неуловимое движение, и на его ладонях уже лежали два стилета, рукоятками развернутые к девушке. Она задумчиво повертела их, наслаждаясь безупречной балансировкой, а потом резко выбросила руки. Клинки послушно вонзились в деревянную ручку двери.

— Нормально?

Шут помолчал, скептически поджав губы.

— А куда ты целилась?

— В дверь, — засмеялась девушка, донельзя довольная собой и ножами. — Ну как, сойдет?

— Если немного потренироваться… — скучно протянул вредный блондин, но затем весело подмигнул. — Значит, завтра выходим пораньше и ищем труппу, которая согласиться нас взять. А перед этим мы слегка поколдуем над нашей с тобой внешностью. Ты не представляешь, каких чудес можно достичь, если умело накладывать грим… Так-так, посмотрим, что у нас еще имеется в рюкзаке…

Линнок вытащил оттуда зеркальную коробку и раскрыл. В ней были компактно уложены различные бутылочки, кисточки и прозрачные коробочки с разноцветными порошками. Шут носил с собой целый арсенал косметики, словно прожженная модница.

Ланнете совсем некстати вспомнились сплетни об особенностях взаимоотношений некоторых представителей знати в ее родном городке. Да, что далеко ходить: о покойном графе Арно и его кузене ходили крайне нехорошие разговоры. И краситься оба любили очень.

— А-мм, Линнок, слушай, а у тебя как с ориентацией?

— С чем? — рассеянно заметил Шут, отбирая нужные коробочки.

— Ну… — замялась Ланетта, — тебе кто больше нравятся, мужчины или женщины?

Прищурившись, он внимательно посмотрел на девушку, а после к уже отобранным порошкам добавил еще два.

— Я себя люблю, — изрек он. — Куколка, будь добра, помолчи немного. Ты меня отвлекаешь.