Пронзая ветер

И толпу охватило неистовство. Клич был мгновенно подхвачен Топором и множеством других людей. Обезумившие люди вскакивали со скамеек, вырывали их с корнем и швыряли на нижние ярусы. Внизу ответили дружным воем ужаса и боли. Какофония нарастала. Происходящее все больше напоминало ад. Или грандиозную сценическую постановку…

— Держись рядом, — прорычал Шут, и их подхватил людской поток.

Девушка бежала за Шутом и Топором, на котором весело верещала сумасшедшая Ртуть, размахивая пустым бурдюком. Ланетте показалось, что несколько раз она спотыкалась обо что-то шевелящееся. Но скученность людей не позволяла ей посмотреть вниз, унося дальше.

Вырвавшись на свободу, толпа взревела, когда путь преградили солдаты, и ринулась на ощетинившиеся пики. Полилась первая кровь. Ограждение было сметено и похоронено под ногами беснующихся людей. Перекрывая вой, Топор заорал:

— В Храм! Все в Храм! Сила — народу!

Озверевшая толпа, подхватив этот клич, ринулась к зданию с золотым куполом.

— Надо прорываться, — прокричал Шут на ухо Ланетте и, крепко схватив ее за руку, попытался выскочить из толпы.

Умненькая Ртуть также догадалась, что дело пахнет жареным. Она вскочила на плечи Топору, а затем, легкой танцующей походкой побежала прямо по плечам и головам в противоположную от общего движения сторону. Следом рванул Ужик, разбрасывая своими сильными руками людей направо и налево. А в проделанную им брешь, не медля, устремились Шут и Ланетта.

Когда удалось, наконец, вырваться из толпы, и Линнок и Ланетта выглядели весьма помято. Ртути и Ужика нигде видно не было, но девушка очень надеялась, что с ними все в порядке. Вслед за Шутом она вбежала в пустой переулок и устало прислонилась к железной ограде. Ее плечо пылало. Крыса пробороздил там глубокие борозды в попытке удержаться. «Извини», — голос в ее голове прозвучал виновато, и девушка с трудом удержалась, чтобы не погладить зверька. Это Короссу уж точно не понравилось бы.

— Сюда! — махнул рукой Шут на дерево, и помог Ланетте забраться на толстую ветку.

Спрятавшись в густой кроне, они хорошо видели происходящее на площади и окрестных улицах.

Толпа колыхалась разгневанным морем, обрушивая свою мощь на Храм. Тот, словно голодное чудовище, жадно поглощал бесконечные потоки людей. А в это время подступы к площади со всех сторон перекрывались арбалетчиками и тяжеловооруженными всадниками. Они стекались с окрестных улиц. Когда площадь была взята в плотное ощетинившееся кольцо, в Храме раздался громкий хлопок, и из его окон вырвалось ослепительно белое пламя. Кричащие от боли горящие люди бросились наружу, врезаясь в подступающую к Храму толпу, перемешиваясь и зажигая ее как снопы сухой соломы. Новый вой ужаса, еще громче первого, пронесся над площадью, и люди рванули назад. Но их уже ждали солдаты.

— Пли! — прокричал в рупор блестящий офицер.

Густой тучей смертоносные стрелы обрушались на толпу. Латники хладнокровно расстреливали мечущихся мужчин, женщин, детей. Запасы стрел казались неиссякаемыми. По мостовой заструились кровавые реки.

— Сваливаем, — пробормотал бледный Шут и, спрыгнув с дерева, нырнул в подворотню.

Ланетта последовала за ним.

Они нашли Папашу Мота, сидящим в полупустой трапезной. Хозяйка гостиницы протирала посуду и расставляла ее в шкаф. Нора обрадовалась, увидев Шута, и бросилась наливать ему в кружку вина.

— Как Игра? Ой… Линь, расскажешь мне чуть позднее, а то надо проследить за ужином. Сейчас и остальной народ начнет подтягиваться.

Шут покачал головой.

— Не начнет. Там сегодня была такая мясорубка! Будет счастье, если еще кто-то уцелеет.

Хозяйка побледнела, а встревоженный Папаша Мот потребовал объяснений.

Шут рассказал о трагических событиях, предварительно успокоив Папашу, что он видел Ртуть и Ужика, когда они уже вырвались из толпы. Хозяйка заплакала, уткнувшись ему в грудь, и он молча гладил ее по спине.

В этот вечер тренировок не было. Линнок без труда убедил Папашу Мота покинуть столицу.

— Сейчас может начаться все что угодно. И уж наверняка никому не будет никакого дела до представлений. Надо ехать в другой город, — говорил Шут, и Папаша Мот согласно кивал.

Как только Ртуть и Ужик, запыхавшиеся и бледные, влетели во двор гостиницы, повозка сразу тронулась в путь.

Костер души

Папаша Мот нещадно гнал лошадей. Остановил их лишь в полночь, когда от бедных животных начал валить пар. Циркачи съехали с дороги и скоро нашли подходящую лужайку. От лишних глаз ее спрятала кудрявая роща. И здесь было все, что нужно усталым странникам: сухие ветки в лесу для костра, ручеек с чистой водой для умывания и завтрака поутру, а чуть поодаль небольшое лесное озерко для купания.

Шут и Ланетта занялись измученными лошадьми. Они распрягли несчастных работяг, тщательно обтерли ветошью и повели в сторону озера. Это был хороший повод поговорить в стороне от посторонних глаз с Короссом. Как только фургон скрылся из вида, кросский принц вновь приняв человеческий облик. Но никто из троицы не спешил начать разговор первым. У каждого из них в душе скреблись кошки.