Пронзающие небо

Все эти семь дней, которые Вихрь летел по Янтарному тракту, приближая их к морю, в Мёртвом мире Алёша шёл и шёл вперёд среди чёрных, продуваемых сильнейшим ветрилом валунов, а Чунг золотился над его головой, помогал найти дорогу. И, право, без этого сияния пришлось бы совсем туго. В некоторых местах мрак сгущался в непроницаемые, плотнейшие тени; и только при приближении Чунга тени эти нехотя расплывались, давали Алёше пройти, и сразу за его спиной сцеплялись вновь. Несколько раз это спасало ему жизнь — в этих непроницаемых тенях таились трещины, ведущие в какие-то неведомые глубины — Алёше приходилось разбегаться, чтобы перепрыгнуть через них; из трещин веяло нестерпимым, прожигающем холодом, и после каждого такого прыжка, Алёша дрожал от холода. Тогда сияние-Чунг спускался на него, согревал его. Небольшая, минуты в две передышка, и снова — вперёд и вперёд, на пределе сил: не только из-за того, что жаждалось поскорее добраться до Ворот, но и потому, что из почвы здесь веяло таким холодом, что и тепло Чунга не могло помочь. Холод этот, сквозь стопы подымался к измученному сердцу — и снова боль… Скорее, скорее же вперёд!..

И вот на седьмой день, продуваемое ветром нагроможденье каменных глыб неожиданно осталось за спиною. Раскрылся мрачный, весь в тёмных тонах простор, который был заполнен ветром столь сильным, что Алёша едва смог удержаться на ногах. Он прикрыл в одно мгновенье исхлёстанное лицо, и прокричал:

— Как же дальше то идти будем?!

— Здесь расщелина — прыгай ко в нёё…

Алёша бросился на голос Чунга, и упал в весьма широкую (метров трёх), расщелину, которая явно была прорублена какими-то существами невысокого роста (во всяком случае — глубина её не превышала полутора метров); стены были иссечены большими и малыми выемками; некоторые из них, как показалось Алёше, даже складывались в некие письмена — он даже пытался их прочесть, но ничего не вышло, только голова больше прежнего закружилась. Он оглянулся — расщелина вытягивалась прямо, и на значительном расстоянии терялась в ледяном сумраке — там угадывалось какое-то движенье, и, сжав зубы, Алёша пошёл вперёд.

Идти приходилось согнувшись — ведь глубина расщелины не превышала полутора метров, а несущийся над ней ледяной ветрило всё усилился, и полнился мельчайшими, но ранящими словно ледяные иглы, камешками.

…Алёше показалось, что он прошагал не менее двух вёрст — ноги, да и всё тело ломило. Холод раскатывался по жилам от сердца, и, когда он увидел первые, показавшиеся необычайно уродливыми фигуры. Алёша стремительно, вздрагивая, подошёл — к нему обернулись. Действительно — уродливые. Все какие-то скрюченные, но при этом и мускулистые чрезвычайно; лица их все взрыты, бесформенны темны, и, судя по всему — такие же холодные как и камень. Мутные глаза без всякого выражение глядели из под низко нависших век.

— Ну же! — нетерпеливо воскликнул Алёша. — Кто на меня наброситься?.. Или все разом?.. Ну да, конечно — всё разом, иначе вы и не можете…

Выражение их взрытых лиц нисколько не изменилось, и все они вдруг потеряли всякий интерес к Алёше, и повернулись к своей работе. А занимались они тем, что взмахивали молоточками, с отчаянной силой ударяли ими, и, выбивая из каменной поверхности искры, отламывали небольшие кусочки. Рядом суетились иные человечки — они складывали эти кусочки на носилки, с явной натугой приподымали; и несли куда-то, среди рядов таких же — откалывающих и собирающих…

— А-а-а! Вам нет до меня никакого дела! — всё ещё со злобой воскликнул Алёша. — Ну что ж — ваше счастье…

Юноша зашагал дальше — он шёл как мог скоро, и перешёл бы на бег, если бы только не был настолько измождён. Воздух был холодным и душным — он шёл по этой расщелине, а вокруг всё отплывали и отплывали назад нескончаемые ряды из всех сил вырабатывающихся работяг. Тысячи и тысячи молоточков взмывали-опадали — падали камушки, их подбирали бессчётные ловкие руки. Все работали так сосредоточено, с таким неукротимым упорством, что удивительным уже казалось, как это они могут выдерживать в таком иссушающем ритме, столь долгое время. Некоторые из них кидали случайные взгляды на Алёшу, на парящего над ним Чунга, и выражения их уродливых лиц нисколько не изменялось — они продолжали выполнять свою работу всё в том же стремительно-исступлённом темпе.

Сначала Алёша шёл, скрежетал зубами — всё выжидал, что они набросятся на него, попытаются задержать; но этого не происходило, а расщелина постепенно расширялась, и в стенах её появлялись многочисленные боковые проходы, в которых можно было различить таких же работников.

— Да что ж это?! — вскрикнул Алёша. — Да когда ж это кончится, в конце то концов!.. — но и на этот его вскрик не обратили никакого внимания.

Меж тем, с каждым шагом, усиливался завывающий над головою ветрило; и уж, казалось — стоит только высунуться, и он иссечёт лицо до самой кости…