Пронзенное сердце и другие рассказы

Несколько часов бродил я по манграм; наконец усиливающаяся темнота под листвой предупредила меня, что приближается ночь.

И тут мое внимание привлек какой-то темный предмет. Я двинулся в ту сторону. Подобравшись ближе, я разглядел нечто вроде навеса на подпорках. Очевидно, это не игра природы, но работа человеческих рук. Подойдя еще ближе, я увидел платформу на столбах из бамбука, вбитых среди корней мангров; наверху – крыша из листьев, широких листьев банана. С трех сторон платформа окружена плетеной стеной; четвертая сторона открыта, давая доступ внутрь.

Поднявшись на платформу, я обнаружил множество предметов, свидетельствующих о том, что тут живет человек, хотя самого обитателя нет дома. Между двумя столбами подвешен гамак; есть и бамбуковая кровать. С потолка свисают нитки чилийского перца, лук, связки красного подорожника; в углу корзина со сладким картофелем, и еще одна – с апельсинами, манго, черимойей, авокадо и разными другими фруктами – рог изобилия тропиков.

Снаружи с ветки свисала тушка большой ящерицы игуана, со снятой шкурой, освежеванная и готовая к насаживанию на вертел. О том, что ее можно поджарить, свидетельствовали угли на подушке из грязи в центре платформы.

Мне не нужно было строить догадки, что все это значит. Увидев эту так странно сооруженную хижину, я сразу понял, что это убежище беглого раба – дом преследуемого маруна.

И кем может быть обитатель хижины, кроме ужасного Кокодрило? Я был так уверен в этом, словно увидел человека с оспинками у очага и был приглашен воспользоваться его гостеприимством.

Вспомнив описание Гаспардо, я решил, что не хочу заводить такое знакомство. При данных обстоятельствах свидание с ним может кончиться совсем не дружественно.

Посматривая на висящую ящерицу, – она так напоминала повешенного человека с содранной кожей, – я решил ни на мгновение не задерживаться в убежище беглого раба.

Теперь у меня появилась надежда добраться до берега. Потому что, хоть день почти закончился, в тусклых сумерках я различил нечто напоминающее тропу между пучками корней. Белые пятна свидетельствовали о коре, содранной жесткими ороговевшими подошвами негра.

Я двинулся по этой тропе и прошел несколько сотен ярдов. Но тут спустилась ночь, черная, как смола, и я больше не видел никаких следов. Идти дальше означало только снова заблудиться – и, может, лишиться последней возможности на спасение. Опасаясь этого, я решил отказаться от дальнейших попыток и провести ночь в манграх, дожидаясь утра.

Чтобы устроиться поудобней, насколько позволяют обстоятельства, я выбрал место, где корни переплелись особенно плотно, и лег на это подобие решетки. Но прежде чем попытаться уснуть, предпринял дополнительную предосторожность, привязавшись поясом к ветке. Иначе я мог бы упасть в грязь и предоставить кайманам полуночную закуску.

Положение было неудобное – не говоря уже о мириадах москитов, безжалостно жаливших меня. В манграх эти надоедливые насекомые свирепствуют особенно сильно.

Но я очень устал от долгих часов карабканья по корням, от тревоги, которая не покидала меня весь день, и потому наконец заснул беспокойным сном.

Впоследствии я не мог сказать, сколько проспал. Наверно, около часа. Меня мучили страшные видения. Я видел своего хозяина дона Мариано Агуэру и его сестру, теперь почти мою невесту; она была подобна ангелу, со светящимся нимбом вокруг головы, но лицо у нее было печальное и измученное. Рядом с ней стояли два дьявола: один роскошно одетый, похожий на Люцифера; другой, рослый и черный, что-то вроде Вулкана, с кожей, обожженной искрами в кузнице Тартара. Конечно, первый был подсказан внешностью годжиро, а второй – описанием «Эль Кокодрило», данным Гаспардо. Это были главные демоны; вокруг толпилось множество их помощников. Казалось, девушке угрожает страшная опасность. Я слышал, как она кричит, зовет меня на помощь.

И чувствовал, что не могу ей помочь. Я связан по рукам и ногам и не могу пошевельнуться. Тем не менее я попытался вырваться; и это, наряду с продолжающимися криками, разбудило меня.

Проснувшись, я вспомнил, что действительно связан – привязан поясом к ветке. Это не мое воображение; не воображение и крики, только их издает не Энграсия Агуэра, а птица куа – разновидность выпи, населяющая болота Кубы.

Вырвавшись из своего ужасного сна, но не избавившись от его тяжелого впечатления, я лежал и прислушивался. Крики ночной птицы чем-то отличались от обычных.

Скоро она закричала снова – это явно был сигнал тревоги!

Но я больше ее не слушал. Мое внимание привлекли другие звуки, полные смысла, – несомненно, человеческие голоса! Послышался скрип и шорох раздвигаемых веток.

«Возвращается в свое логово Эль Кокодрило в сопровождении сообщника!» Такова была моя догадка.

Тем временем взошла луна, освещая разрывы в манграх. Один из таких разрывов был близок ко мне; я отвязал пояс и сел. И увидел при свете луны две темные фигуры. Фигуры человеческие, хотя заняты дьявольским делом. Было очевидно, что они делают что-то жуткое.