Проощание с детством

Миша влетел в квартиру как ошпаренный и только в прихожей позволил себе перевести дух. Его лицо пылало от холода и ярости, дыхание сбилось, сердце стучало быстро-быстро. Ему хотелось сделать что-то страшное, выплеснуть куда-то все то, что сейчас бушевало в его душе и это было бы похоже на взрыв энергии, рождение сверхновой звезды. Миша невольно использовал в своей речи сравнения, пришедшие туда из астрономии, которой они увлекались вместе с отцом и уже не видел в этом ничего удивительного.

Люди напоминали ему звезды в созвездиях, они менялись, кружились в тайном космическом танце и складывались в новые комбинации. Сейчас он чувствовал, что невидимая нить, связывавшая его с Сашей столько лет звенит и вибрирует, рискуя порваться под напором обстоятельств. Предательства, злого, коварного предательства, которое он никак не пытался оправдать, ему интересно было только как давно его лучшего друга и девушку, в которую он был безответно влюблен столько лет, связывают такие отношения. Какие он и сам ответить не мог, но был уверен, что какие-то. Он одинаково сильно ревновал их обоих и его душило это впервые испытанное им ощущение.

— Миш? — из комнаты вдруг раздался голос матери, и парень отчего-то испугался, он совсем не ждал застать Светлану Петровну дома. Он быстро разделся, бросил школьную сумку, зная, что мать будет ругать его за то, что он разбрасывает вещи и поспешил к ней.

Светлана Петровна стала совсем другой, он даже не узнал собственную мать, сидящую в каком-то углу, сжавшись, свернувшись в комок, с загнанным потерянным взглядом. Руки ее слегка дрожали от волнения, но при этом глаза оставались совсем неподвижными, губы ее презрительные и тонкие были сжаты в тонкую острую линию, словно она прикусила их от боли.

— Мам… что случилось? — осторожно спросил Миша.

— Ты присядь, присядь, — распорядилась женщина, и голос ее снова повеял прежним ледяным отзвуком уверенности. Она привыкла держать ситуацию в своих руках, и даже когда они нервно вздрагивают, бульдожья хватка не должна стать слабее. Комиссарша. Командирша. Миша не раз слышал, как такие слова в адрес Светланы Петровны бросала Львовна, и он никогда не задумывался об их смысле.

— Отец вернулся? — с надеждой выдохнул парень.

Женщина облизнула губы и прикрыла глаза. Что-то в ней напряглось, словно готовясь к броску или выстрелу, как взведенное ружье. Выстрелит, обязательно выстрелит, только соберется с силами.

— Он нашелся, — поправила она после некоторой выдержанной паузы и все-таки выстрелила, открыв глаза и внимательно посмотрев на сына, — мертвый. В гараже. Он повесился.

Мишу как будто ударили в солнечное сплетение, боль обрушившаяся на него была такой же оглушающей. Все перед глазами поплыло, закружилось, в ушах загудело и засвистело. Она врет? Шутит? Ошибается? Или… Взгляд Светланы Петровны говорил об обратном, она была спокойна и холодна, серьезна как никогда. Ее только что-то пожирало изнутри. Чувство потери или вина? Ее огромная вина перед этим мягким человеком, которого можно было резать как масло и намазывать на хлеб, а она все пилила и пилила его год за годом, всегда, сколько себя Миша помнил.

Допилилась. Комиссарша.

Ему хотелось ее придушить, если бы он не был так подавлен и парализован этой новостью.

— Эгоист, — тихо проговорила Светлана Петровна, — сбежал от проблем.

— Проблемы? — откликнулся Миша как-то автоматически, без интереса.

— Их НИИ расформировали, — изрекла женщина и приложила руки к лицу, как будто умываясь ледяной водой, но только воздухом. Мише хотелось сказать, что это из-за нее, что НИИ тут не при чем, это она сжила его со свету, и его теперь сживет, когда они остались вдвоем. А почему он собственно, должен молчать?

— Да от тебя он сбежал! — крикнул парень, вскочил, понимая, что за такие слова его и ударить могут, — от тебя!

Светлана Петровна обомлела, глаза ее стали злыми и презрительными. Сухие, без единой слезинки. А ведь у нее повесился муж, с которым они прожили вместе долгих двадцать лет! Для приличия бы хоть попыталась всплакнуть. Миша чувствовал, что она сейчас скажет ему что-то обидное, что-то страшное, от чего ему тоже захочется пойти в гараж и повеситься рядом с отцом и поэтому он убежал на улицу, накинув только куртку.

— Мразь, — в след ему процедила женщина.

Миша уже стоял на морозе, закрыв глаза и судорожно хватая воздух ртом. Папа, папочка, хороший его папа, с которым они были так похожи, с которым у них было столько идей, планов, начинаний… Папа, который был таким добрым и понимающим, не то, что строгая и требовательная мать. Папа, который мастерил для него игрушки, когда он был маленьким, который учил его мечтать и угадывать созвездия… Папа…

— Что-то случилось? — перед Мишей нарисовался Саша, он стал совсем бледным от холода и на этом побелевшем лице горели его понимающие серо-голубые глаза, добрые, ласковые, такие родные.