Кое-как выкусив жало, я вздохнул и, осмотревшись, скроил болезненную гримасу: винный шкафчик из красного дерева, в который я однажды заглянул с позволения капитана (Зарраг, бранясь, потом оттаскивал меня за пояс), лежал на боку. Дверцы отломаны, полочки разбиты топором. От чудесного собрания вин одно воспоминание! А ведь, пожалуй, прав был капитан: и женщин не надо, когда у тебя такая коллекция!
И все досталось пиратам. Эх!
Я прошелся по каюте в тайной надежде раскопать целую бутылку вина. Но – раскопал лишь серую проолифенную робу на случай шторма, истинное рубище, смердящее прогорклым маслом, которым побрезговали даже пираты.
Ну, нет так нет. Но очень жаль, что нет.
Я страдальчески сморщился.
– А-а-а-а!.. За… ы-ы-ыл!.. За… ы-ы-ыл! А-а-а-а!!!
Ужасные вопли подбросили меня, будто я присел на раскаленную сковородку.
Ревел, конечно, Франног. Его голос, наполненный модуляциями безумца, похоже, предвещал конец света.
Неужто старый мудрец спятил? Кровь и смерть, да плюс вино – слишком много на его годы.
Я представил себя в компании психопата посреди моря, на разбитом, с мертво хрустящими шпангоутами корабле… и тут же ринулся в дверной проем, залитый полуденным солнцем.
Сгоряча я стукнулся лбом о притолоку и, вскидывая руки к пострадавшему месту, запнулся о комингс.
«Бабах!» – и я растянулся на палубе, пребольно ударившись обоими локтями. Ценные кедровые доски, чтоб их!
Бранясь последними словами, я перевернулся на спину. В ясном лазурном небе застыли облака-овечки, а солнце нависало над «Выстрелом», огромное и нестерпимо жаркое.
Штиль. Как обычно.
Я уселся, со стоном растирая локоть.
– За… ы-ы-ыл!!!
Вопль грянул над самым головой. Я испуганно отдернулся и вновь растянулся на палубе.
Левым ухом о горячие доски!
– Уй! Вашу… Аргх! Да что же это?
Надо мной застыл Франног: скрюченные пальцы и вылупленные глаза, встопорщенная бороденка, подштанники в синюшных винных пятнах.
– Забы-ы-ыл! – грянул мудрец так, что эхо отразилось от стенки каюты и болезненным ударом атаковало мои уши. – Глупец, тупица! Олег, у меня маразм!
Я потер ухо и облегченно кивнул. Раз уже безумец признается в своей болезни, значит, еще не окончательно спятил. Психи обычно мнят себя здоровенькими, даже когда бросаются на людей с топором.
Франног с подъемом продолжил самобичевание:
– У меня маразм, Олег! Ты видишь перед собой старого козла!
– Ну, если вы так настаиваете…
– Именно козла! И знаешь, почему?
– Почему? Да что с вами случилось?
– Случилось! Именно случилось! Я забыл, забыл, дурья моя башка! Ты еще не сломал себе руку?
– Я? Руку? С какой радости?
– Ты сидишь, мне кажется, ты…
– Я сижу, потому что упал. И не успел подняться.
– Да-да, началось! Шахнар! Ты не ушибся?
– Немного. Обе руки, левое ухо. Перед этим я занозил палец – вот тогда было больно.
– А-а-а! Позор на мои седины! Ох! Ох!
Я решил пока не дергать чудодея за бороду: все-таки должен оберегать его бренное тело. Вместо этого встал и оперся на стенку каюты.
– Объясните толком.
– Вспышка озарения! Меня озарило! Ох, ох!
– Так, вас озарило… Солнечный удар?
– Хуже, гораздо хуже! – Голос мудреца дребезжал, как жестяное ведро, которое пинают ногами. – Ох, ох, сынок! Структура отката… Если не замкнуть абрис заклятия ключом… Но я забыл это сделать!
– Не понимаю, Франног…
– Ты только не волнуйся! И не сердись, умоляю! Но…
Я мрачно стиснул зубы. Если кто и сойдет с ума на этой посудине, так это я. Еще пара дней с этим взбалмошным старцем…
– Давайте коротко: что, как, почему!
– Ну да, ну да, я поясню. Заклятие, которое я на тебя наложил…
–
Франног виновато потупился.
– Нет-нет, сынок… То было не заклятие, простой набор слов… Я думал, если ты решишь, что на тебя наложено заклятие удачи, то это придаст тебе уверенности в своих силах, и немножко…
– АХ ТЫ ПАДЛЮКА!!!
Я знаю: вы сейчас говорите про себя – этот вульгарный мерзкий тип, набитый тестостероном, слишком много ругается. А что мне думать про этого старого недоенного козла? Как его называть?
Я вскочил и занес кулак над плюгавым чудозвоном. Мне хотелось размазать его по палубе, раскатать в совершенно плоский блин, превратить в тортилью, а потом завернуть в эту тортилью пару кило гвоздей и выбросить в море. Но
Франног взирал на меня виновато.
– О, сынок, заклятие