Это тот самый Хачатрян, который спустя 17 лет не может забыть бывшему мэру Толоконскому постановления о не продлении аренды с рынком «Тензор», это тот самый Фрунзки Кярамович, который на протяжении всего процесса Солодкиных объявлял, что готов простить Александра Наумовича, если старый друг покается, но пусть он за свои грехи ответит и отсидит подольше.
Это тот человек, который устроил скандал в кабинете Валерия Марьясова и угрожал ему убийством только за то, что чиновник отказался взять взятку и сотрудничать с Хачатряном на условиях, которые заявил барахольный магнат.
Тот самый Фрунзик Хачатрян, который взрывается эмоциями спустя десятилетия при упоминании фамилий своих врагов, сразу после непростого и опасного разговора ведёт себя так, будто только что попил чаю с милой подружкой.
К слову, сын сообщил отцу (на армянском языке), что звонил начальник СОБРа Гришунин. Вот комментарий Хачатряна:
Ещё одна деталь, после покушения на Хачатряна, Фрунзик Кярамович, едва добравшись до поста ГАИ, т.е. относительно безопасного места, сразу звонит своему сыну и сообщает о том, что стреляли, о том, что жив и о месте своего нахождения. Оба сына, живущих в Новосибирске и Эдуард и Артур сразу приезжают к отцу. То есть, в семье действительно, близкие и доверительные отношения. А, значит, по логике, после откровенного вымогательства со стороны криминальных авторитетов пяти группировок, деливших сферы влияния на ГБШ именно с сыновьями Фрунзик Кярамович должен был поделиться своими эмоциями.
А далее вообще интересно.
Согласно протокола: Разговор между двумя лицами на нерусском языке.
Пояснения Хачатряна.
Замечательно! По версии следствия точкой отсчёта прослушивания сотового телефона Хачатряна являлась весна 1999 года. Как раз накануне покушения. Плёнка начинается с разговора Солодкина и Хачтряна, которые договариваются о встрече. Доподлинно установить даты и хронологию записей, вероятно, уже не возможно. Но очень сомнительно, чтобы в процессе слежки и прослушивания, участники этого мероприятия записывали одну сторону кассеты в сентябре 1998 года, а другую в апреле 1999г.. Тем более, что Анатолий Радченко в своём видео обращении однозначно указал: кассеты с записями телефонных переговоров ежедневно привозились на автостоянку, где оставлял свой автомобиль офицер ЗС РУБОП Александр Никитин и через сторожа автостоянки передавались Никитину. Т.е., Фрунзик Хачатрян впервые приехал в офис на Серебренниковскую, 23 не в апреле 1999 года, а в сентябре 1998 года. И, даже если какой-то разговор по поводу отчисления денег с рынка «Тензор» с ним в этот день состоялся, хотя это противоречит характеру дальнейшей записи, этот конфликт никак не мог стать непосредственным поводом для покушения на убийства, случившееся спустя полгода.
Более того, если верить следствию, показаниям братьев Ганеевых и Дмитрия Буоля, то прослушивание началось с момента приезда Хачатряна в офис А. Н. Солодкина. Но откуда тогда появилась запись, с которой начинается плёнка? Та самая, где Солодкин А. Н. просит Хачатряна Ф. К. приехать на Серебренниковскую, 23? Ответ на поверхности: Хачатряна слушали до встречи с Солодкиным, до скандального разговора с представителями группировок, деливших Новосибирскую барахолку. Т.е. прослушка началась не в следствие отказа Хачатряна от уплаты дани, а из-за давнего конфликта с РУБОП, по инициативе Никитина, как об этом рассказал в своём видеообращении Леонид Радченко.
Иначе говоря, показания Ганеевых об обстоятельствах подготовки покушения на Хачатряна и роли в этом преступлении Солодкина – чистая выдумка. Зачем было Солодкину показывать киллерам Фрунзика Хачатряна в апреле 1999 года, если эта группа вела слежку за Хачатряном и прослушивание его телефонных переговоров с осени 1998 года?
Маркин. Генерал-пропаганда