Пропал человек

То обстоятельство — окончательное устройство домашних дел, — которое, по мнению косичевцев, должно было прикрепить Прохорова к дому, именно и побудило его привести теперь в исполнение давнишнее задушевное желание — пожить «по душе». Теперь, когда он ушел в лес, Прохоров возымел более влияния на народ. Теперь слова его глубже западали в душу… Но недолго пришлось Андрею Прохорову пожить на этот раз в лесу, на покое, в своей новой хатке…

8

Слухи о «старце» дошли до урядника, через урядника — до станового, от станового — до исправника. Исправник был в хороших отношениях с протопопом[7]. Протопоп, услыхав об отшельнике, сказал исправнику:

— Смотрите, Иван Федорович, — это дело неладно! — Как бы вам хлопот не нажить с этим старцем… Ведь это сектантством пахнет. (Протопоп при этом весьма многозначительно приложил палец к носу.) Зачем к нему народ собирается, о чем они толкуют там? Видите, они ему уж и келью там выстроили, и всякие припасы носят ему… А там, глядишь, часовню соорудят — и пойдет, и пойдет… А там всякие смуты да волнения — греха не оберешься с ними… Ныне, Иван Федорович, сами знаете, какие времена… Смотри в оба, да и то не усмотришь…

— Надо пресечь в корне! — проговорил исправник.

Он еще недавно получил орден и теперь чувствовал в себе необыкновенное рвение…

— И пресеките! — поддакнул ему протопоп, засучивая, по обыкновению, рукава своей светло-зеленой рясы. — Что тут за приношения такие? Ежели пришла охота делать приношения да лишние деньги завелись, так несите их лучше в церковь, причетникам помогайте!..

В одно жаркое июльское утро в Косичево прикатил становой с колокольцом и с бубенчиками, а за ним на другой тройке следовал старшина с урядником. Напившись чаю у старосты, выпив водки и съев полдюжины яиц, становой в сопровождении тех же лиц — да еще вдобавок с несколькими понятыми — покатил в лес. Ему было приказано: «старца», скрывающегося в лесу близ Котласа, водворить на прежнее местожительство, все приношения забрать и передать причту местной приходской церкви, а «келью» уничтожить. Таким образом, оказывалось, что все эти люди — более десятка человек — беспокоились из-за одного ветхого «старца».

Звеня и громыхая, понеслись три тройки за околицу по направлению к лесу. У опушки всем пришлось остановиться, так как дороги в лесу не полагалось. Нужно было идти пешком. Становой ругался, урядник хмурился, придерживая свой тесак, старшина-толстяк только отпыхивался. Понятые, как люди привычные к жару и к холоду, шли молча, с стоическим терпением… Даже тропинок не было в лесу; приходилось перебираться через пни-колоды, перелезать через поваленные деревья, продираться через высокий, густой кустарник. Несколько раз попадали в болото и вязли чуть не до колена… Удушающий зной стоял под сенью леса; ветерок не подувал ниоткуда; лист на дереве не шевелился. Становой вспотел, измучился и устал до того, что уже не ругался, а только что-то мычал себе под нос.

— Да что же, будет ли конец? — нетерпеливо спросил он следовавшего за ним по пятам урядника.

— Скоро, ваше благородие! Тут и есть… — отвечал тот.

— Да уж ты мне это не раз говорил, а все конца-краю нет! — пробурчал становой с досадой. — Этакий у вас лес-то кромешный, черт знает! Ступить невозможно… Точно тут нарочно пеньё наворочано! Тьфу ты — пропасть!.. (Становой при этом споткнулся и едва не клюнул носом в траву.)

— Тут надо посноровнее… — заметил старшина.

— Кой черт — «посноровнее»… Тут рыло себе расквасишь! — огрызнулся становой.

— И очень просто… — согласился урядник.

Не раз возбуждался вопрос: в том ли направлении они идут, в каком следовало идти, и понятые на этот вопрос как-то нехотя бормотали в ответ:

— Надо быть, так… Бог ё знает! Вишь, ведь дороги-то без столбов!

Становой шепотом высказал уряднику свое подозрение: не стакнулись ли между собой мужики и не с умыслом ли водят их по лесу зря. Урядник сначала молча тряхнул головой и пожал плечами, а потом шепнул становому, что едва ли мужики «осмелятся пуститься на такие шутки». Но оба они — становой и урядник — были не совсем спокойны: несмотря ни на форменную одежду, ни на оружие, они чувствовали себя в лесу совершенно беспомощными…

— Зачем его черт понес в эту трущобу? — допытывался становой, обращаясь к старшине.

— Это вы насчет Прохорова? — отозвался тот. — Да так… беспокойный был человек! Не захотел жить, как все… вот и ушел! Надо думать: просто дурь на себя напустил…

Несколько раз садились отдыхать то на сухой пень, то на какую-нибудь мшистую колоду. Становой закуривал папиросу, чтобы отбиться от комаров и мошек, и усиленно обмахивался фуражкой. Старшина окончательно сомлел от жары и все жаловался, что негде покупаться.

— Так бы, кажись, и разделся догола! — говорил он.

— В чем же дело! — подшучивал урядник. — Разболакайся! Ведь баб нету…

— Да что бабы — наплевать!.. мошкары-то здесь много больно! Так те нажгут, что — ой-ой-ой…