- По крайней мере, в ближайшем будущем, - не задумываясь, продолжает Глеб. - Я хочу пожить для себя. Мне это нужно. И мне плевать, как эгоистично это звучит и что об этом подумают другие. Я хочу через неделю сорваться с тобой на море и не думать о том, что нельзя, потому что орущий комок задолбает весь самолет и у него будут болеть уши. Мысль о том, что ты каждый день девяносто девять процентов времени будешь проводить с ребенком – меня вымораживает. Ты начала готовить эти сраные тортики и можешь провести полдня над идиотской мастикой. И если не мои щелканья пальцами, ты ,s и дальше корпела над этой хренью. Что будет, когда родится ребенок?
- А ты не думал, что ты будешь любить его, так же как я, потому что это часть меня и тебя?
- Не думал, - вполне серьезно отвечает Глеб. - Я думаю только о том, что при этом отберут у меня.
- Обещаю, что, когда у нас родится дочка, такая же красивая как я, я строго-настрого поделю свои сиськи между вами. Левую – тебе, правую – ей, - я хотела вызвать у Бестужева улыбку, но что-то бородатая морда не улыбается. - Ну, Глеб. Надо делиться.
- Я не хочу тобой делиться.
- А говорил, что здоров. Мне кажется, тебя не дообследовали.
- Вероятнее всего. Однако, на самом деле психиатры не лечат душу. Можешь не отправлять меня к ним.
- Да я и не думала. Я ж сама больная. Просто уверена, что, когда родится ребенок, ты будешь офигенным папочкой. У нас будет дочка, мизинец даю на отсечение, и ты будешь отгонять от нее всех придурков. Да и не буду я чокнутой мамашей, которая и шага не дает ступить ребенку без ведома.
- Три года, минимум, - внезапно произносит Глеб.
- Что?
- Минимальный срок до того, как ты бросишь таблетки. Я хочу пожить для себя минимум три года.
- Хорошо, - удовлетворенно произношу я. - Я вообще-то и не собиралась раньше. Хотя вру, хотела зимой после венчания забеременеть. Но это раньше. Я вообще-то, как и ты, теперь хочу путешествовать не на правах модели.
- Отпразднуем здесь годовщину и в сентябре махнем куда-нибудь.
- Хочу туда, где отдыхает твоя подружка. И вообще, что-то она слишком часто отдыхает.
- Ей положено. Она два года пахала, пока я занимался саморазвитием, - демонстрирует пальцами кавычки. - Иди сюда, - снова откидывается на спину, хлопая ладонью по своей груди.
Теперь в загрузе я. Ложусь на Глеба, а у самой на языке вертятся слова, которые я так ни разу и не произнесла.
- Прости меня, пожалуйста.
- За что?
- Мы как-то это не обсуждали, мне если честно страшно.
- Ты о чем? - перебирая мои волосы, озадаченно интересуется Бестужев.
- О том, что из-за меня ты провел два года в тюрьме. Анжела сказала тогда, что если бы не я, то ты бы был начеку, а так… ну получилось, что вот так. Прости. Это же мой папа тебя подставил. Как бы он ко мне не относился, все равно он мне родной.
- Ты просишь прощения за мой выбор? Нет, Сонь, ты тут ни при чем. Ты меня в себя не влюбляла. Это исключительно мой выбор, так что забудь.
- Там было очень плохо?
- Меня никто не насиловал и не бил. Вкусно кормили и давали то, что я пожелаю. Я же был вип-клиентом, - вопросительно смотрю на него, не понимая до конца серьезен ли он. - Я не шучу. Серьезно. В общем-то там было почти хорошо, если так можно сказать.
- Почему почти?
- Потому что я не знал жива ли ты на самом деле или Анжела мне врет, дабы утихомирить меня. Потом узнал наверняка, стало полегче.
- Мечтал обо мне? - с улыбкой интересуюсь я, шепча ему в губы.
- Нет. Я тобой жил. А мечтал я о том, что ты будешь жива и здорова. Примерно так.
- Я сейчас растекусь лужицей. Хотя у меня и так лужица в одном месте. Верни, кстати, мои трусы.
- Да, пожалуйста, - целует меня в губы, приподнимается с сиденья, заодно и отпускает меня. - Кстати, это фонари от эвакуатора.
- Блин, давай быстрее.
- Секундочку. Все сейчас будет, - наклоняется и, приподнимая мои ноги, надевает на меня трусы. О, да. Не только же снимать.
***
Три недели спустя
Даже если захочешь – с Бестужевым не поспоришь. Дети - детьми, а погулять охота. И сейчас, когда до самолета остается каких-то двадцать часов, я вся в предвкушении. Подумаешь, лететь одиннадцать часов для человека, который ходит – это не проблема. Зато лазурные берега, песочек, куча разнообразной еды и полный оазис только вдвоем. Жизнь определенно хороша.
- Сонь?
- Я сказала – нет. Ну не хочу я никуда поступать. Почему я должна где-то просиживать штаны, чтобы получить ненужную корочку?! - резче, чем стоило бы, произношу я.
- Все, все, успокойся. Я даже вопрос не успел задать.
- Я по твоему лицу вижу, что ты хочешь сказать. И по интонации в голосе. Как сказала твоя бабушка – я хранительница семейного очага. И не лезьте ко мне со своим сранообразованием.
- Не буду лезть. Захочешь – поступишь.
- Вот правильно кто-то сказал. Уступки – основа брака.
- И не говори, - улыбаясь, произносит Бестужев, расстегивая пуговицы на рубашке.
- Слушай, а плюхнись на кровать, как мы недавно видели в кино. Как Челентано.
- Прям бегу и падаю.
- Не надо бежать. Просто прыгни.