Пропала собака

— Нет, тут надо быстро и всем вместе, — говорил один, видимо, главный, — иначе они начнут трепыхаться, перебегать, а потом и вовсе в Новгород уйдут!

— Да, брать надо здесь, — низким и злым голосом отозвался другой, — пока они стенок не наставили. А в Новгороде хрен возьмешь, там стены крепкие!

— В общем, завтра выносим, — подытожил первый, — всем скопом, в пять утра, по-тихому.

— А что с заложниками делать, ну, с хазарскими? — раздался женский голос. Черт, никогда бы не подумала, что обладательница такого юного и чистого голоса способна на убийство!

— В рабство в Константинополь, куда ж их еще! — ответил четвертый голос, громкий, тоже какой-то мальчишеский. — Там сейчас что-то строят грандиозное, им рабы нужны. Пусть золотом платят.

Я побелела: иметь дело со столь обширной группировкой, ведающей, кроме собачьих развлечений, еще и работорговлей, — это не для меня.

Я еще не свихнулась…

Однако дослушать не мешает.

— Вот только Мастера! — задумчиво пробасил второй голос.

— Что Мастера? — спросила девушка.

— Узнают про яд, уши обрубят! Чипов-то нет!

— Ни хрена они не узнают: Леха спит — умаялся, бедный… Вика сидит где-то, не вылазит. Им сейчас не до нас.

— Ну да, — согласно поддакнул четвертый голос, — у них что-то готовится…

Я еще больше вспотела. Вот тебе и Алексей Никитич!

Что готовится под прикрытием собачьей выставки? Только бои? Или перевозка наркотиков, отмывание денег… Может, людские гладиаторские схватки?!

Вдруг сзади раздался треск и нарастающие крики — мимо меня, потрясая старинного вида оружием, промчались человек десять-пятнадцать в жестяных или стальных доспехах поверх одежды — среди них были и мальчишки лет тринадцати.

— Киевские напали! — заорали в лагере. — Сюда! — Послышались деревянный стук, треск, крики, проклятья, потом все стихло, и начались ожесточенные споры.

— Я с тебя вот этим самым мечом три хита снял, а ты после этого Теме врезал по спине! Все видели!

— Когда три?! Один всего! Остальные — швейная машинка, по правилам — не считаются!

— Иди ты…

— Сам иди!

Я уже совсем собралась бежать отсюда и вызывать обозы «Скорой психиатрической помощи», как вдруг сзади снова раздался треск и кто-то приставил к моей спине что-то твердое.

— Вставай! — раздался девичий голос. — С какой команды?!

Я медленно встала и повернулась. На ее голос сбежались еще несколько человек. Теперь я могла их как следует рассмотреть.

Все в смеси нормальной спортивной одежды с какими-то повязками, самодельными доспехами и кольчугами, залихватского вида, с деревянными мечами и короткими копьями, двое с кривыми луками. Большинство — подростки, есть несколько молодых людей. Все смотрят удивленно.

— Вы что здесь делаете? — выразительно спросила я.

— Играем, — хором ответили подростки.

— «Киевская Русь» у нас, — ответил светловолосый высокий парень в мятых шелковых штанах, с длинным мечом в руке. — Вы из города?

— Я тут ищу кое-кого. Увидела ваш костер, подошла, а тут такие разговоры…

Все расхохотались. Я улыбнулась.

— Значит, игра… А кто такие ваши Мастера?

— Мастера? — говоривший полный паренек замялся, переглянувшись с соседом. По голосу я узнала того, кто сетовал на отсутствие «чипов на яд». — Мастера — Лэнгвар, то есть Леха, и Вика. А что?

Я расхохоталась. Вот тебе и Алексей Никитич!

— Нет, не те, — посетовала я на удивленные взгляды ребят.

— Так вы толкинисты! — неожиданно я вспомнила книгу и ее поклонников.

Только теперь я поняла, что непонятные выражения этих ребят — всякие «чипы», «хиты», «Мастера» — атрибуты так запугавшей меня игры!

— Мы — толкинисты?!! — насмешливо разъярились они. — Толкинисты — там, в Святом Озере. Туда и шагайте.

— А вы не знаете, где здесь собачий вольер? — решила воспользоваться ситуацией я.

— Какая в три часа ночи собачья вольера? — недоуменно спросил низкоголосый молодой человек.

И хотя было далеко не три, а около одиннадцати, почти все снова засмеялись.

— Я вижу, у вас тут веселая жизнь, — кивнула я. — Ну, бывайте.

— Погодите, — сказала девушка, которая минуту назад упирала мне в спину деревянное копье с поролоновым наконечником. — Я знаю, тут неподалеку есть заброшенный пионерский лагерь. Там сторожа живут, с собаками. Может, вам туда?

— Может. Где это?

— Вон там, даже еще дальше, чем наш лагерь. Пойдете по тропинке наверх, там будет поляна с кабаком, не обращайте внимания. Дальше идите — вверх по тропинке. Через километр, наверное, будет наш лагерь. А еще дальше и налево — увидите тот лагерь… там дом двухэтажный, голубенький такой.

— Спасибо. Ну, я пошла.

— До свидания.

— Счастливой игры!

Прошла мимо «кабака» — стола с тремя лавками и тентом из парашюта, огороженного бревенчатым настилом и веревками. Там толпился народ — что-то ели, пили, пели под гитару — попеременно тонким девичьим голосом и (это уже когда я удалялась вверх по тропинке) парным мужским.