— Не могу себе представить, — допытывалась Диана, — как это женщина, имея неверного мужа, ничего не подозревает, даже не чувствует.
— А Говард в длительных деловых поездках разве всегда чист?
— Безусловно. — Она сказала это весьма категорично.
— Как ты можешь быть в этом уверена?
Она пожала своими полуобнаженными плечами.
— Он любит меня. — Диана отпила мартини. Она была восхитительна. Само совершенство: волосы цвета меда, безупречная, роскошная кожа, всегда такая свежая.
Но в то же время она была пустовата, почти глупа — так ему иногда казалось. Он почувствовал это с первых же дней их связи. Но с другой стороны, от какой женщины можно ожидать, чтобы при физическом совершенстве она обладала еще и умом. Достаточно, чтобы умна и интеллигентна была Вивиан.
Возможно, Говард Листер действительно любил свою хорошенькую жену. Работящий, честолюбивый, но весьма пресный, он относился к тем простакам, что любят жену и при полной привязанности и преданности бывают слишком ограничены, чтобы допустить мысль об отсутствии взаимности.
— Когда ты собираешься сказать Вивиан? — внезапно спросила Диана.
— О чем сказать?
— О нас, о тебе и обо мне, — ответила она.
Он почувствовал, как тревога пробуждается в нем.
— Я не предполагал посвящать ее в это.
— Но ты должен, любовь моя. Потому что одновременно я хочу сказать Говарду.
Прерывая Диану, он крепко сжал ее руку.
— Не вижу причины, — резко сказал он, — кому-либо что-либо говорить.
— Но нам придется.
— Почему?
— Надо когда-то начинать бракоразводные процессы…
— Развод?!
— Так не может продолжаться вечно.
Он смерил ее взглядом. Нет, он, конечно, не предполагал, что роман будет длиться вечно. Но ведь было так приятно…
— Поэтому, если Вивиан не подозревает, тебе придется об этом сказать.
— Диана, прошу тебя, выслушай. — Он придвинулся ближе к ней на кожаном сиденье, их плечи и колени соприкоснулись.
Одной рукой он продолжал сжимать ей запястье, в то время как другая ласково и успокаивающе слегка поглаживала ее обнаженное плечо. — Неужели ты не понимаешь, дорогая, в каком положении я нахожусь?
Она отрицательно покачала головой.
— Моя работа… Мое дело… Я всем этим обязан семейным связям Вивиан.
— Это что-то меняет?
— Меняет! Если я разведусь с Вивиан, то буду голодать. Мы будем голодать.
Ее глаза излучали теплоту любви. Она прильнула к нему ближе, подняла голову и прикоснулась губами к его губам.
— Уинт, дорогой, я ничего не имею против, это будет восхитительно — голодать вместе с тобой.
Если у него и были сомнения насчет ее ограниченности и глупости, то в этот момент они окончательно рассеялись.
— Разве ты не хочешь жениться на мне, Уинт?
— Ну конечно хочу. Но не думаешь ли ты… — Он сделал последнюю, отчаянную полную надежды попытку. — Не думаешь ли ты, что все достаточно хорошо и так. В конце концов мы пользуемся всеми удовольствиями.
Выражение ее глаз не изменилось. По-прежнему безграничная любовь соединялась с абсолютной решимостью. Внутренне сожалея, он пришел к решению, что конец настал.
Вивиан продолжала внимательно глядеть на него поверх стола.
— Ты ничего не собираешься предпринять, Уинт?
— Что я должен предпринять?
— Может быть, сходить к соседям и выяснить, в чем дело.
Он сделал попытку, освободясь от прошлого, сориентироваться в настоящем. Сколько времени прошло с момента выстрела? Минута? Полторы?
— Нам надо расстаться, — сказал он Диане.
Не прикасаясь к мартини, она продолжала смотреть на него, но глаза остекленели, утратив всякое выражение; казалось, все естество Дианы Листер, спасаясь от боли, укрылось где-то глубоко, в неведомом убежище.
— Кончено, — сказал он, храня непреклонность.
Она не произнесла ни слова. Нет, нанеся внезапный удар, он не ожидал красноречия. Но это молчание не нравилось ему. В нем было что-то зловещее.
— Видишь ли, Диана, ведь с самого начала ни о чем серьезном и не помышлялось. Мы оба изнывали от скуки и сблизились, чтобы развлечь друг друга. А потом пришла эта лихорадка. Ты влюбилась в меня, а я, само собой, в тебя. — Он выдал эту ложь без колебаний. — Но если бы я попробовал развестись с Вивиан, всему пришел бы конец. Мне тридцать шесть, Диана. Развлекаться теперь, когда пришла любовь, мы, как ты сама понимаешь, не можем. Значит, остается одно: навсегда расстаться. Пусть нам будет нелегко, но в конечном счете — это самое лучшее решение.
Он замолчал, так как понял, что любые слова бесполезны. Она продолжала смотреть на него безучастным взглядом, чуть-чуть покачивая головой.
— Я не могу отпустить тебя, Уинт, — произнесла она внезапно низким, испуганным голосом. — Я не смогу жить без тебя. Я люблю тебя, Уинт.
— Я знаю это, дорогая! Я тоже люблю тебя, и это должно поддержать нас в нелегкую пору, когда мы расстанемся друг с другом.
— Хорошо, я не буду настаивать, чтобы ты развелся с Вивиан немедленно. Мы что-нибудь придумаем, пока мы вместе, пока…
— Нет! Разрыв должен быть полным, Диана. Полным и окончательным.
Наконец пришли слезы.
— Я убью себя!
И теперь, когда они с Вивиан принимали Дженнингсов за обедом, напротив, у Листеров, прозвучал выстрел.