Пропащий

– Не думаю, что ты понял! В конце концов, ты просто болван и ублюдок!.. Кто из них?

– Тебе решать! – Я перестал сопротивляться и на время согласился с ним. Мне снова предстояло смириться с происходящим или уйти, а я ведь еще даже десяти минут не пробыл в комнате.

Вскоре мы вернулись к горячей воде, поливаемой мне на руку или голову, закускам, которые мне приходилось доедать после него. Если я отказывался от его еды или кофе – еще чашечки и еще одной, то горячий кофе тут же зависал над моей головой в состоянии полной боевой готовности. Я знал, что он не волновался о том, прольет ли кофе на диван: хозяева все равно винили бы в этом не его, а меня. Как оно началось, так и пошло дальше: редко случалось, чтобы я был в комнате и он не подозвал меня к себе и не начал бить.

– Эй! Где этот ублюдок?

– Он здесь, Юджи! – подсказывал ему кто-нибудь добрый, когда я направлялся к входной двери.

– Если мне придется идти за тобой, сам знаешь, какие будут последствия!

Если я не шел к нему по собственной воле, он грозился притащить меня силой. Я не хотел подвергать его риску падения или просто усугублять ситуацию. Каждый раз, с новой силой нанося удары по мне, он мстительно приговаривал:

– Думаешь, я слабак?

Бац!

Снова и снова, глядя на меня, он говорил: «Когда я смотрю на тебя, единственная мысль, которая приходит ко мне в голову, – ударить тебя!» Это было еще одно объяснение из всего лишь двух возможных. Первое: «Ты это заслужил!»

В подавляющем большинстве случаев все проходило довольно весело, но болезненно, и я иной раз доходил до отчаяния, стараясь шутками сбалансировать ситуацию и не сделать ее еще хуже.

Когда приехал Преподобный, я оказался зажатым на диване между ними: с одной стороны Юджи, с другой – пребывающий в состоянии «духовной комы» развалившийся Рэй, упиравшийся крест-накрест лежащей ногой мне в колено. Я сидел, сжавшись до максимума, получая тумаки от Юджи слева, впившуюся в колено ногу Преподобного справа, и почти физически чувствовал, как близко мои ноги находятся к лицам сидящих на полу людей. Естественно, они все стремились сесть к нему как можно ближе.

Если на мне были очки, возникал шанс их раздавить. Если я пытался блокировать его нападение, он садился мне на руку. Если я сопротивлялся, возникал риск нанести ему вред. Если война начинала затихать, он командовал:

– Расскажи им что-нибудь смешное!

Если я тут же что-нибудь быстро не придумывал, щипки, шлепки и удары становились нестерпимыми.

– Понял? Ты думаешь, что я «святой ублюдок», как милый сладенький Иисус. Не дождетесь!

Каждый раз, когда я думал, что испытываю максимальный дискомфорт, он еще больше усиливал его.

Ко всему прочему, от него шло такое количество энергии, что я постоянно чувствовал себя под кайфом. Временами мне стоило больших усилий держать глаза открытыми, поскольку возникало ощущение парения в каком-то бесконечном пространстве – словно сидишь в ночном небе безо всякой опоры, пока кто-то не ущипнет тебя, напоминая, что, мол, парень, у тебя тут есть еще и тело! В то время как он сидел на моей руке, в нем не возникало ни малейшего напряжения, не говоря уж о движении. Он был полностью расслаблен – до момента, когда я пытался освободить руку. Тогда он хватал ее с быстротой молнии, щипал меня, скручивая кожу на руке, и предупреждал: «Не пытайся быть умным! Побью!»

Стараясь держать глаза открытыми, я сдавался своей судьбе и сидел в водопаде энергии, разбрызгиваемой во все стороны, пока он меня бил.

– Эй, болван, или ублюдок! Что с тобой такое?

– Ничего! Абсолютно ничего!

Его выражение «визуальный контроль» как нельзя более точно описывало происходящее в комнате, заполненной уставившимися на него людьми. Это был глубокий колодец жизни, в оцепенении созерцающий сам себя, мигающий в одном ритме, подобно квакающим в озере лягушкам. Кто-то приходил к нему ради развлечения, но большинству хотелось погреться в его лучах, они вручали ему себя в надежде «получить это». Они впитывали в себя присутствие, которое могло бы помочь их кризису жизни дойти до кульминационной точки. Таких людей он сокрушал, срывая с них все неважное, несущественное, а то, что оставалось, изменялось под его тонким влиянием. Однажды кто-то использовал выражение «сгорание кармы» для определения его воздействия на людей. Обычно люди получали то, за чем они приходили, несмотря на их отрицания, – многие осознавали этот факт гораздо позже. Постоянно ходили разговоры о страданиях, имевших место рядом с ним, за которыми в жизни следовали огромные перемены. Как-то он сказал мне: «Сначала ты должен помучить себя, а затем…» Не было необходимости продолжать предложение – взмах руки был более чем красноречивым.

В тот раз народу с Запада приехало очень много. Преподобному было позволено взять с собой свою молчаливую спутницу, которая приехала в Индию впервые. Дэн и Мэгги жили в домике для гостей на кольцевой дороге, раджнишевские друзья из Кельна расселились по разным отелям.