Пропащий

Однажды днем, когда он, размеренно дыша, спал на диване, я с кем-то говорил о ценах на недвижимость в Нью-Йорке. Мы проговорили добрых пятнадцать минут. В тот вечер он прошелся непосредственно по этому разговору. «Вы все время обсуждаете такие глупости, как недвижимость. Кого это волнует? Почему вы тратите свое время?» После этого он повторил некоторые отрывки разговора слово в слово.

– Юджи, мы все видели, что ты спал во время разговора. Как ты можешь его помнить?

– Сэр, это тело полностью расслаблено. Но несмотря ни на что, запись идет постоянно. Там нет Юджи, который бы был сфокусирован на чем-либо, поэтому входит все и все записывается. Даже в вас запись идет, не выключаясь, но вы все время практикуете избирательность и цензуру. Поскольку здесь нет Юджи и некому редактировать, у меня энергии гораздо больше, чем у вас. Мне приходится приводить того парня назад и тогда он может выбирать что-то, но он не может остаться там. Это тело может также слышать и во время того, что вы называете сном.

Возвращалась Йогиня, и я поехал посреди ночи встречать ее на железнодорожную станцию, расположенную в нескольких часах езды от нашего места. Пока я закидывал сумки в машину, она стояла с каменным выражением на лице. Едва мы тронулись, она начала меня доставать: спрашивала, кто сейчас готовит; сетовала, что теперь это мои друзья, а не ее; жаловалась, что она «позабыта-позаброшена». Осторожно напомнив ей о том, что она сама выбрала остаться в Индии, я почувствовал, как во мне начинает закипать гнев. Я держался, сколько мог, хотя и чувствовал себя очень уязвленным, но потом все-таки втянулся в соревнование «кто кому больше насолит». Возможно, она расстроилась из-за того, что Юджи не приехал, как это иногда бывало, встретить ее лично, хотя на дворе была глубокая ночь. Как бы то ни было, ее подозрения и сомнения распространялись на все и всех. Она продолжала говорить о «моих друзьях» с обвиняющей ухмылкой, словно я что-то пытался скрыть от нее.

Я игнорировал, я успокаивал, я приводил доводы, а затем взорвался.

Наконец мы добрались до Гштаада, где под белым пудровым одеялом сверкали Альпы. Амбары и шале были одеты в праздничные рождественские огни, их крыши напоминали сияющие перевернутые буквы V.

Вместе с несколькими нашими мы поселились в «Охотничьем домике» с огромным количеством комнат, камином и развешанными повсюду оленьими рогами. Создавалось ощущение, будто действительно находишься в домике охотника где-нибудь на Диком Западе. Я спал на диване в пространстве столовой, поскольку Йогиня очень трепетно отнеслась к тому, чтобы делить комнату на двоих. Схватка в Бавено оставила шрамы, но, по счастливому случаю, на другой стороне улицы освободилась комната, так что я смог выйти из зоны огня и немного остыть.

Ноги Юджи стали очень слабыми. Я удивлялся тому, что он еще был способен передвигаться. На тот момент он извергал из себя столько еды, что казалось, он питается одним воздухом. Ему по-прежнему нравилось меня мутузить и бросаться чем-нибудь, но после смертоубийства в Индии это был просто отдых.

– Существует такая вещь, как процесс старения! – напоминал он нам, после чего, как пятилетний ребенок, заталкивал мне на улице снег под куртку и толкал в сугроб.

Мы отправились в Грюйер пообедать. Водитель подвез его прямо к двери ресторана, так чтобы ему не пришлось идти. Было очень морозно, обледеневшие булыжники таили в себе опасность. Он вышел из машины и под предлогом проверки обменных курсов прошел пешком весь путь обратно к началу небольшого средневекового города. Мы могли только беспомощно следовать за ним, пока он занимался мониторингом кончины доллара. Его куртка хлопала на ветру, и если бы кто-то посмел сказать ему о холоде, он тут же нарвался бы на шквал проклятий и угроз:

– Это тело не знает холода или жары! Не существует таких понятий! Вы все – напуганные куры!

Он насмехался над стихиями. Его интересовало более неотложное дело.

– Смотрите, сэр! Ваш доллар снова внизу! О, я доволен!

Я радостно согласился с ним, лишь бы он продолжал идти.