Пропасть

Ей никогда не приходилось задумываться о том, что кто-то из ее друзей может начать отношения и заниматься тем, чем занимались Саша и Конни в коридоре, не поженившись. Она считала, что плотские утехи не настолько важны, если любящие друг друга люди не связаны узами брака. Микаса не понимала, что нужно было чувствовать, чтобы так легко сблизиться с кем-то… физически? Неужели просто любить?

Она знала точно, что любила Эрена, и эта любовь позволяла ей доходить до предела своих возможностей, когда дело доходило до защиты брата. Но она никогда не хотела, чтобы он касался ее так, как касался Конни Саши, а тем более целовал ее, даже представлять такое было противоестественным. Микасе хотелось видеть его живым и здоровым, хотелось отдать свою жизнь за его защиту.

Аккерман вновь задумалась: что же заставляет людей хотеть подобные вещи? Что нужно было ощущать для пробуждения подобных желаний? В какой-то момент она словила себя на мысли, что она, возможно, никогда не сможет понять их.

Ощущение пожирающей тоски нахлынуло, пробуждая под ребрами ревущую боль. Вздрогнув, Микаса зажмурилась и обняла себя за плечи. Под закрытыми веками ощущался пощипывающий жар. Иногда ей так хотелось, чтобы хоть кто-то в этом мире оберегал ее и любил так, как могла любить она. Аккерман всегда приходилось защищать и себя, и брата, но с возрастом Эрен больше не переживал за нее так, как в детстве. Порой ей казалось, что он вовсе забыл о ее существовании, даже их общение сошло на нет. Может, ему нравился кто-то так, как Саше нравился Конни, и у него не было времени вести задушевные беседы с сестрой?

Она была сильнее всех в отряде, всегда на передовой, инициативная, быстрая, несравненно ловкая Микаса Аккерман, за которой никто не мог угнаться в уровне совершенства боевых навыков. Единственный, кому она уступала, был капитан Леви. От мысли, что он, несмотря на свое безжалостно грубое отношение, все же не раз спасал ее на миссиях, будто ему было не все равно, Микасу охватил незнакомый трепет. Она не могла рассчитывать на кого-то, кроме себя, но от несмелого предположения, что на капитана можно положиться в случае опасности, стало невыносимо тепло на душе.

С губ сорвался болезненный стон, когда Микаса лбом врезалась в чью-то грудь. Сильные руки, сомкнувшиеся на предплечьях, не позволили ей упасть; в нос ударил незнакомый, резковатый запах свежести, который почему-то захотелось до боли вдохнуть в легкие.

— Не знал, что ты бродишь во сне по замку, Аккерман, — тихо произнес капитан, размыкая пальцы и отпуская ее.

После слишком личных размышлений о нем Микаса не могла сразу же дать ответ, пытаясь подобрать должное объяснение. Она открыла глаза, и ее взгляд неожиданно задержался на участке кожи, выглядывающем из-под ворота мужской рубашки над аккуратно выступающими ключицами: она казалась снежно-белой, совершенной. Ей стало интересно: эта безупречная кожа такая же холодная, как его взгляды и слова?

— Простите, сэр.

Микаса осмелилась перевести взгляд на его спокойное лицо, надеясь, что он не заметил, как она бесстыдно разглядывала его. Ее собственная кожа под воротом рубашки стремительно накалялась от смущения.

— Иди к себе, — на выдохе произнес он.

Под глазами мужчины залегли темные круги: он смотрел на нее уставшим взглядом из-под полуприкрытых век. Было странным видеть его без привычной напускной важности и строгости, за которой в общении с подчиненными он прятал, как оказалось, банальную усталость вселенского масштаба.

— Но, сэр, мое дежурство…

— Я непонятно изъяснился? — Капитан нахмурился, — прирежешь кого-нибудь еще спросонья, мне этого только не хватало. От тебя и так проблем предостаточно.

— Так точно.

— И завтра зайди ко мне. Нужно разобраться с документами.

— Есть, сэр.

Отдав честь, Микаса устремилась на кухню, чтобы навести порядок за собой. Она не понимала, почему Аккерман вдруг так раздобрился: все знали, что она единственная никогда не засыпала на дежурствах. Он будто нашел первый пришедший на ум предлог, чтобы… сжалиться над ней? С чего бы вдруг? Или же он действительно подумал, что она бродит во сне, раз налетела на него с закрытыми глазами посреди коридора, вовсе забыв про дежурство?

Закинув очистки картофеля в большую бочку, Микаса быстрым шагом направилась к своей комнате. Сбросив с себя рубашку и брюки, девушка легла под одеяло, ощущая разгоряченной кожей ледяную простыню. Ей хотелось пораздумывать над действиями Капитана Леви, смотря в потолок, но как только пылающие веки сомкнулись всего на несколько секунд, она провалилась в долгожданный глубокий сон.

* * *