Пропасть

Хорошо было трепать языками о каких-то лагерных понятиях, о политике и грядущих изменениях в стране — в Россоши, где не садились чифирить без конфет, нередко употребляя вместо чая кофе. Только на севере и довелось увидеть и понять, насколько слабые существа — люди, насколько быстро они гниют, насколько много среди общей людской массы уродов. И что интересно: сильные телом качки, сильные понтами наглецы — как правило, оказывались крайне жидкими на расправу. Гораздо меньше были подвержены ломке и гниению те, кто отличался высоким уровнем интеллекта — малоприметные "ботаники", или пожилые люди с богатым жизненным опытом. Именно там я чётко осознал, что интеллигенция — душа и совесть народа, соль земли и лучшая часть, становой хребет нации. Нация без интеллигенции — стадо, полный ноль. Какими бы ни были могучими быки в этом стаде — они всего лишь часть стада. Самый умный баран, не заменит собой самого глупого пастуха. И если Ленин говорил, что "интеллигенция — говно нации", значит это самое говно — наполняло его голову вместо мозгов. Иногда говорят, что самые лучшие люди — это те, у кого есть какие-то моральные принципы, например, — верующие. Но в том-то и дело, что моральные принципы могут возникнуть только у человека разумного. Дурак тоже может толковать о каких-то принципах. Но попробуйте-ка его не покормить пару-трое суток. Куда денутся те принципы! Будет давиться за миску баланды, отпихивая мать родную… Дурак может стоять со свечкой в храме. Но он не может быть искренне верующим, чётко понимающим, во что именно и почему именно он верит — и почему не верит во что-то иное. Верующий — значит умный. Умный — значит верующий. Вот баран — ни во что не верит. Ни о смысле жизни, ни о Боге — не задумывается. Ходит, мекает, завтра на шашлык пойдёт… Другое дело, что не следует (нельзя!) путать людей интеллигентных, умных — с образованными быками. Хамом и быдлом, вполне может оказаться и министр с тремя высшими образованиями. Интеллигентность — это не количество дипломов и громких званий, а состояние души. И как же у нас не умеют дорожить теми, кого необходимо ценить на вес золота!.. А потом удивляются — почему Россия всё время "в жопе"? Она всегда будет в этой самой жопе (а то и вообще медным тазом накроется) — пока не научится опираться на умных людей. Опора на покорно мычащее быдло и на ретивых держиморд — это попытка опереться на большую кучу дерьма.

18

Шесть часов утра. По радио транслируется гимн "демократической" России — без слов (не придумали пока). В лагере — время подъёма. Повсюду слышится кряхтенье, сопенье и тихий мат. "Ох-ох-ох, что ж я маленький не сдох?!.." Эту присказку, изрекаемую стариком-соседом, я слышу каждое утро — и каждое утро мысленно с ней соглашаюсь. А когда с такими словами соглашается двадцатичетырёхлетний парень — это что-нибудь да значит.

Ужасно не хочется шевелиться. Я лежу свернувшись клубком, в позе эмбриона, накрывшись с головой одеялом. За ночь слегка пригрелся. Прекрасно знаю, что после первого же движения призрачное блаженство будет нарушено. Тысячи мельчайших иголочек вопьются во всё тело. Ведь наша бригада работает со стекловатой. Этот труд — разновидность проклятия. Никаким душем не отмоешься. А если с душем проблемы? А если и со сменой одежды проблемы?.. Стоит чуть приподнять накрывающее голову одеяло — и в нос ударит терпчайший, почти непереносимый дух густонаселённого барака, сохнущих портянок, немытых тел, давно не стираной одежды. А вместе с вонью, ворвётся под одеяло и холод. Конечно, не такой как на улице. Но если на дворе от тридцати до сорока, то откуда взяться такому уж большому теплу в щелястом, полугнилом, практически неотапливаемом бараке — пусть и набитом под завязку зэками?

Поднявшись всё же (куда ж деваться?), замечаю в углу на полу, странно скорчившуюся фигуру. Интересно — откуда он взялся? Вроде вчера не было… Да ладно — не до него. В столовую бежать надо. Там холодина конечно, окна изморозью покрыты. Да ещё в очереди стоять придётся. Хреново, если среди чувашей или уральцев окажешься — те давиться будут, как скот у водопоя. Надо поближе к ростовским, или воркутинским держаться… Потом ещё проверка будет — это опять же, стоять на морозе придётся. После этого уж — на работу…

Некоторое время спустя, на котельной, встречаюсь со своим напарником, Димкой. Кумекаем с ним — где бы буханку черняшки выкружить? На одной пайке ведь дистрофиком станешь. Хорошо бы ещё маслица постного раздобыть — тогда вообще лафа…