Пропасть глубиною в жизнь

Амбал удивленно посмотрел на него. Шнур заметался, соображая, не сморозил ли какую-нибудь очередную глупость, и намереваясь получше объяснить свое предложение. Вроде как оправдываясь, он добавил:

– Она, правда, не настоящая. Я ее еще в школе когда-то спер и на чердаке спрятал.

Вожак, все еще не стерев с лица удивление, молча смотрел на него. Он думал, видимо, что-то рассчитывал, что еще больше привело в замешательство Шнура, выдавшего последний, но, на его взгляд, решающий аргумент:

– Ну и что, что не настоящая: для острастки всегда сгодится. Я только сейчас о ней и вспомнил.

Амбал так же внезапно вышел из раздумий, как и вошел в них, улыбнулся и, довольно чувствительно тыкнув крепким пальцем Шнуру в грудь, произнес:

– Вот это хорошее… рацпредложение. Покажешь.

Они готовились к нападению на кафе больше месяца: с одной стороны, пытаясь выверить каждое свое действие, с другой – ожидая прихода весны, когда растает снег, по которому, понятное дело, далеко не убежишь.

Весна пришла, можно сказать, вовремя, точно по календарю. Два дня подряд погода благоприятствовала им, как бы помогая совершить задуманное: шел дождь, на улицах и в парке было малолюдно. И они было уже решились. Но прошлой ночью вмешались совершенно не предвиденные обстоятельства: в кафе чуть не до утра гуляли свадьбу, а значит, в кассе никакого выторга не было и быть не могло: деньги от организаторов свадьбы хозяин кафе наверняка уже давно получил, посчитал, связал резинкой и вряд ли хранил в своем заведении.

Глава 2

Алексей познакомился с Даниилом на вокзале в Новограде. До поезда, на котором их, как, собственно, и других новобранцев этого призыва должны были везти дальше, было еще добрых часа два, и будущие рекруты каждый по-своему убивали время: слонялись взад-вперед, то выходя на улицу покурить, то крутясь возле буфета, то в который раз, задрав кверху головы, изучая расписание поездов. Молодой лейтенант и два сержанта, сопровождавшие призывников из областного центра до места назначения, как-то не особо налегали на дисциплину, не держали молодых в куче, давая им определенную свободу, разве что предупредили, чтоб никто не покидал пределов вокзала да, не дай Бог, вздумал употреблять спиртное.

Даниил, в общем-то, и подошел к Алексею, курившему у входа в вокзал, именно с таким предложением.

– Слышь, я ж из этого города родом. Нет, ну, в смысле, я здесь живу. Даже и не думал, что через Новоград обратно ехать буду. Может, организуем чего-нибудь? Ты как? – по-свойски, словно они уже сто лет знакомы, сказал он, оглянулся по сторонам и слегка ударил обратной стороной ладони по подбородку.

Его сипловатый голос прозвучал тихо, даже загадочно, таинственно, словно потихоньку вырываясь откуда-то из бездны. Алексей, не ожидавший подобного предложения, только пожал плечами.

– Да опасно вроде, – ответил он. – Просили же. Не хотелось бы неприятностей в самом начале службы.

– Так мы ж еще не служивые, – засмеялся Даниил, но тему сменил. – Тебя, кстати, как зовут?

– Меня? Меня Алексей. Кобзарь.

– А меня Даня. А фамилия – Смык. Такая короткая, резкая, знаешь, фамилия, как удар кнута. Или в челюсть, – хохотнул он и снова, словно любуясь своей фамилией, повторил-хлестнул, – Смык. – Ну что ж, братан, будем считать, что познакомились.

Он крепко сжал протянутую Алексеем руку и снова тем же заговорщическим голосом продолжил:

– Когда приедем на место, нужно держаться вместе. Я с пацанами, которые уже отслужили, разговаривал – главное, первый год продержаться, потом попустит.

– В смысле? – не понял Алексей.

Даня удивленно посмотрел на него:

– Ну ты даешь! В смысле…, – передразнил он. – Смысл тут один – дедовщина.

– А! Ну это само собой, – выбрасывая сигарету в урну, так, больше для проформы, согласился Алексей.

Вопросы дедовщины, действительно, имевшей место в армии, до этого времени его абсолютно не касались, а потому и не особо тревожили. Вот как-то так. Да, армия. Да, служба. Да, Устав. Да, тяготы и лишения. И все такое прочее. Марш-броски, подтягивание на перекладине. Все, что угодно. Все волновало, а вот дедовщина как-то оказалась за бортом его мыслей о службе. Никто о ней в военкомате не вспоминал. Обо всем говорили – об Уставе, о долге, о трудностях и лишениях, вообще, в первую очередь – а вот о дедовщине сказать забыли. Вроде как и нет ее. А может, дедовщина и трудности и лишения из Устава – это и есть одно и то же. Кстати, надо подумать.

На улице было темно, и даже тусклый свет фонаря, висевшего над входом в здание вокзала, не позволял Алексею толком рассмотреть лицо своего нового знакомого. Что же касается остального, то, несмотря на свои метр семьдесят шесть, Леша отметил про себя, что собеседник несколько выше ростом, крупнее его и шире в плечах. Чуть ли не по локти рукава старенького клетчатого полупальто, придававшего Даниилу несколько бомжеватый вид (а зачем в армию одевать новое?), еще более органично подчеркивали его просто-таки богатырское телосложение.