Пропасть смотрит в тебя

Он шагнул к топчану, оглянулся на нее. Она кивнула, подбадривая; он прижал рубашку к лицу лежащего и надавил. Лицо его было страшно – оскаленный рот, прищуренные глаза. Он все давил и давил, налегая всем телом. Она тронула его за плечо, и он опомнился; повернулся к ней, уставился диким взглядом.

– Нужно его спрятать…

– Зачем? – выдохнул он.

– Слишком бросается в глаза, вдруг кто-нибудь заглянет… Я за голову, ты за ноги… взяли! Вон туда, где мусор! И забросать…

Мужчина посмотрел на нее долгим взглядом, в котором смешались бешенство, ненависть, колебание, но ослушаться не посмел, понимая, что она права.

– Все, – сказала она негромко, обрушивая ногой груду мусора и окончательно погребая мертвое тело. – Пошли! Не оглядывайся! – Ей показалось, что он пытается обернуться. – Иди! Мы сделали правильно, все будет хорошо.

Они ушли; мертвый человек остался лежать под обломками кирпича и стекла. Но в этом страшном и грязном месте за грудами ящиков находилось еще одно лицо, наблюдавшее всю сцену, – не особенно трезвое, в вечном поиске еды, бухла и пустых бутылок, забредшее сюда совершенно случайно: дом старый, а вдруг клад в стене? Черный археолог, типа! Переждав несколько минут после ухода зловещей парочки, человек вылез из укрытия и подошел к мертвому. Присел на корточки, отбросил мусор, присмотрелся. Поднял его руку, подержал на весу, отпустил. Прижал пальцы к шее и замер, пытаясь уловить биение…

Глава 22. Ночная прогулка

С девяти вечера Шибаев снова кружил вокруг дома доброй самаритянки Лины; в руках у него была спортивная сумка с курткой и коробкой шоколадных конфет в знак благодарности. Коробку подарил Алику клиент, и Шибаев справедливо рассудил, что имеет право на половину гонорара. К шоколаду прилагалась бутылка коньяку – они выпили ее в тот же вечер.

Окна квартиры оставались темными; там никого не было. Он испытывал странное чувство разочарования и облегчения. Ему пришло в голову, что она спасла его с дальним прицелом. С каким? А с таким! Она видела, как он дрался, поняла, что безбашенный, привела к себе… зачем? За годы оперативной работы он понял одну вещь: всем от всех что-то нужно и ничего не бывает даром. Если приличная молодая женщина подбирает ночью на улице окровавленного мужика и приводит к себе домой, значит, ей что-то от него нужно. Набить кому-нибудь морду, например. Бывшему бойфренду или начальнику, который пристает, или… Да мало ли куда она влипла – девица, судя по всему, отчаянная. И надо хорошенько подумать, а надо ли ему, Шибаеву, влезать в чьи-то разборки? По всему выходило, что нет. Тут он устыдился: у человека проблемы, а он в кусты? Она его не бросила, а он ее, значит, запросто? Скотина ты, Шибаев, после этого!

Часы на площади пробили одиннадцать, потом еще два раза – половину двенадцатого, а ее все не было. В двенадцать стало ясно, что она уже не придет, и Шибаев поднялся со скамейки. Постоял, разочарованный и недовольный, рассматривая темные окна, и пошел со двора, буркнув: «Тем лучше!» Прекрасно понимая в то же самое время, что не лучше, и тайна странной женщины Лины будет царапать и требовать решения… так уж он устроен – разыскная собака, вынюхивающая и высматривающая.

Он неторопливо шагал домой, еще раз детально прокручивая события того вечера, испытывая ностальгию и сожаление, что все прошло так быстро – и драка, и женщина. Драку он помнил, ее появление уже слабее, видно, удары по голове не проходят даром, а может, не удар, а… сколько доз он принял? Как они добирались до ее дома – смутно. Ни лестницы, ни лифта, ни то, как она отпирала дверь, в памяти не осталось. Следующая картинка: он лежит на диване, а она протягивает ему стакан с чем-то и что-то говорит. Улыбается, слов не разобрать, но голос приятный, интонации утешающие… она улыбалась!

Не страшно, жить будешь, до завтра все как рукой снимет, а чем ты зарабатываешь себе на жизнь, выступаешь в цирке и тебя лупят кувалдой по голове? Или в боях без правил? Голос… какой же у нее голос? Он вспомнил голос бывшей жены Веры – громкий, резкий, назидающий… Удивительно, он прожил с этим голосом почти десять лет и принимал его как должное, особенно не заморачиваясь. И только сейчас удивился: как это его угораздило?

Позднее зажигание у тебя, Шибаев!

У Кристины голос был нежный, с нерешительными нотками, она все время улыбалась и любила его и мужа… обоих. У Жанны… Алик говорит, Жанна – та же Вера! Шибаев фыркает, но в душе согласен. Удивительно, многие вещи начинаешь понимать уже потом, словно пелена спадает: успокаиваются гормоны и взгляд становится трезвым. Взгляд – невыразительно, надо говорить: око. Око становится трезвым. И рассматривая подругу трезвым оком, начинаешь понимать ее… Э, нет! Не понимать – ты и себя не всегда понимаешь. Начинаешь замечать! С удивлением, что… не то и где были мои глаза? Мое око где было? Справедливости ради необходимо заметить, что с ней происходит то же самое…