Пропавшая дочь

Будто он приснился кому-то над дверью комнаты, из которой отчаянно хотел убежать. Безумный рисунок импрессиониста, изображающий человека в маске, с белым как кость лицом. Усталая, но целеустремленная фигура облачена в черное и увенчана чучельной шляпой. Этот украшенный камуфлированной лентой головной убор был изображен грубо, но, несомненно, принадлежал ему. Человек обладал одной чрезмерно большой рукой, в которой держал пистолет. Сходство не было случайным, и изобразили его одетым для вторжения, пыток и убийств. Вот только эта фигура была окружена ореолом, окрашенным в красный цвет.

Отец отчаянно пытался найти причину, почему он был нарисован на стене. Кто-то, возможно Черный, должно быть, знал о преследовании, об идущем мстителе. Кто-то сообщил ему? Изображение было покрыто пылью и будто подернуто пленкой, и все же наверняка было добавлено на стену в течение трех последних месяцев – когда Отец начал действовать. Потому что только тогда он стал так одеваться.

Откуда ты знаешь меня?

Подойдя к дверям ризницы, Отец приложил к ним ухо, но не услышал ничего, кроме стука дождя по металлической крыше, вибрирующего шума и далекого рева ветра между окружающими зданиями. Он заменил пистолет электрошокером.

Двери были не заперты.

Отец вошел внутрь.

И шумно потревожил скопление пустых банок из-под краски.

Тощая как скелет фигура, лежащая на матрасе, не шевелилась.

В комнате стоял запах рвоты, крови и экскрементов, такой густой, что Отец поморщился.

Он опасался, что пришел сюда слишком поздно и что этот человек, частично завернутый в грязную простыню и неподвижно лежащий на испачканном матрасе, мертв. Он подавил навязчивую мысль о том, что эта жуткая фигура была уложена так специально к его прибытию.

Ее голова и шея были полностью покрыты татуировками. Только лицо оставалось чистым. Миниатюрист.

Очередной приступ растерянности и дезориентации заставил Отца замереть. Йона Аберджиль сказал, что Олега Черного нашли умершим от передоза и разбитого сердца под этой часовней, два года назад. Могла ли история повториться настолько ярко, или это совпадение и всего лишь труп еще одного наркомана, заползшего сюда, чтобы испустить дух? От Черного остались бы уже одни кости; а этот был еще покрыт плотью.

Отец украдкой приблизился, с полы его плаща все еще капала дождевая вода. Ему показалось, что он слышит, как труп дышит, слабо, с хрипом втягивая воздух. И все же ему не верилось, да и как можно быть таким худым, с безволосой головой, похожей на обтянутый кожей череп, и все еще живым? Конечно же, ни один орган не мог функционировать в скелетированных останках этого жалкого художника. Отца одолевало желание проверить у него пульс.

Свет фонарика скользнул по ампулам и почерневшим от кокаина стеклянным трубкам, по алюминиевым ингаляторам, пластиковым инжекторам, полиэтиленовым пакетикам, рассыпанным возле мятой постели. Наркоманский мусор, беспорядочные артефакты поспешного бегства из мира. Этот разрисованный тип «заряжался» самыми разными способами. Пакетики и пластиковые банки с порошками, прозрачные упаковки, емкости из-под мастики, газовые горелки, пестик и ступка в старом деревянном ящике на столе указывали на то, что человек являлся заядлым химиком-любителем, изготавливающим собственные катализаторы и ускорители для погружения в более глубокие недра сознания.

Пол у Отца под ногами был завален мятой, перекрученной одеждой, липкой кухонной утварью, упаковками от еды и пустыми пластиковыми бутылками. И среди этих груд, напоминающих мусор, плавающий на поверхности зловонного канала, покоились страницы из баптистских книг. Затвердевшие кисти, валики, поддоны для краски и покрытые разноцветной коркой палитры лежали там, где были брошены, прилипнув к тому, чего коснулись. Сам воздух, казалось, загустел и нагрелся из-за горячих миазмов, исходящих от постели и засоренного унитаза.

К ветхому жилому помещению примыкала ванная комната. Отец заглянул внутрь. Чтобы очистить ее, потребовался бы хороший пожар. Он окинул взглядом пожелтевший потолок, обшарпанные стены и задумался, над какими фантастическими ландшафтами и сюрреалистическими пейзажами нетерпеливо витало подсознание этого человека.

От недоумения, вызванного его собственным образом на черных как смоль стенах и фотографией его дочери, у Отца перехватило дыхание. Он окоченел от внутреннего холода, руки у него дрожали. Ему почудилось, что он вступил в обитель древней магии и противоестественных законов. Слабые крики на краю его сознания, казалось, пытались предостеречь его и убедить в возможности того, что он считал невозможным.

Отец заставил себя снова обратить внимание на кровать и задался вопросом, действительно ли перед ним Олег Черный? Похититель ребенка, человек, найденный, со слов Йоны Аберджиля, мертвым два года назад и лежащим под этим самым зданием?