Пропавшая экспедиция

– Медэкспертизу проводили в Москве или здесь? – Сашка понимал, вопрос некорректный, однако не задать его он не мог: от дальнейшего рассказа вдовы теперь многое зависело.

– В Красноярске. – Алла Николаевна всё-таки сделала глоток. – Его ведь сняли с самолёта во время пересадки. Оттуда, из Красноярска, я его и забирала.

В этой фразе, как отметил Рыбаков, женщина споткнулась.

– На повторную экспертизу заявление подавали?

– Нет. И так было понятно, у него сердце давно пошаливало.

– Так-то оно так, – отступать было поздно, – однако всё-таки не мешало перестраховаться. Похоронили здесь, в Хабаровске?

– Да.

Урманский тоже перестал кушать, внимательно наблюдая за словесным пинг-понгом.

Майор нацепил на вилку кусочек картофеля, но класть в рот не стал.

– Хоронили, я так понял, не по христианскому обряду?

Женщина встрепенулась.

– Иван Иннокентиевич был коммунистом. Какой же обряд…

– Я имею в виду не отпевание, Алла Николаевна. Тело Ивана Иннокентиевича кремировали в Красноярске?

– Как? – вдова Колодникова испуганно вопросительно смотрела на следователя. – Как вы…

– Издержки профессии. Простите. – Вилка Рыбакова с дребезжащим звоном приземлилась в тарелку. – Привычка отмечать, как говорит и ведёт себя собеседник. Кремировали без вашего согласия?

– Сказали, так будет лучше.

– Кто сказал?

– Из Академии наук. И потом был представитель ЦК. Да и у меня вылет из Хабаровска задержался на сутки. По погодным условиям. Иван и так пролежал несколько суток.

– Попрощаться-то хоть с телом разрешили?

Маленькая женская головка слегка утвердительно склонилась.

– Что ж, и то хорошо. А завещание Иван Иннокентиевич не оставил?

– Нет. Считали, рано думать о таком. Никто не предполагал, что так случится.

– Понятно. – Рыбаков хотел было нацепить на вилку ещё одну котлету, но передумал. – Хорошо, что хоть дневники сохранились. Я так понимаю, у вас всё изъяли из личных вещей мужа. Понимаете, о чём говорю?

– Да, – вдова академика утвердительно кивнула головой. – Рукописи сохранились, потому что Ваня их держал не дома, а у Светы Альчуриной, методиста кафедры. У неё их не искали.

– После по поводу дневников к вам не обращались? Из вуза или из Академии?

– Было пару раз. Но я сказала, что у меня ничего нет. Не хотелось отдавать последнюю память о Ване.

– И замечательно! – выдохнул майор. – Алла Николаевна, вы говорили, водка есть? Давайте помянем Ивана Иннокентиевича. И Дмитриева. Хорошие были мужики.

Хозяйка встрепенулась. Ей, судя по всему, и самой последние слова следователя пришлись как нельзя кстати. Убежала в комнату.

Майор переглянулся с Урманским, снова поднял вилку, подцепил картофель, отправил его по назначению.

– Ещё одна жертва пропавшей экспедиции. – Сашка говорил, не глядя на собеседника. – По-моему, Александр Васильевич, вам пора сходить с поезда. Понятное дело, в фигуральном смысле. Вернёмся в Благовещенск, пойдёте в университет, получите отпускные и отправляйтесь-ка в Китай. На курорт. Недели на две. Не меньше.

Александр Васильевич стянул с переносицы очки, принялся тщательно их протирать:

– Позвольте мне самому решать, когда и на какой станции покидать этот, как вы выразились, поезд.

Майор и не думал улыбаться.

– Смотрите, как бы не стало поздно.

– Поздно стало тогда, когда я дал добро на публикацию стихотворения. Теперь уже менять нечего.

– Что ж, – Рыбаков достал мобильный, принялся искать нужный номер, – коли вы остаётесь в нашей команде, предлагаю вам первому сообщить Дмитриеву о находке. – Он протянул телефон. – Ему эта информация будет очень кстати.

* * *

Летние ночи в Зее прохладные, свежие. И независимо от того, в какой части города находишься, в центре Зеи или в посёлке Светлом, что был построен в начале семидесятых для работников гидроэлектростанции над городом, на близлежащих сопках, подальше ли от реки или ближе к ней, всё едино. Да и само Зейское лето, короткое, северное. А потому Серёга Санатов вышел на балкон в тренировочных брюках и куртке. Составить компанию Дмитриеву.

Со стороны Зейской ГЭС горели огни. И слышался шум отдававшей энергию турбинам, падающей с плотины воды.

Серёга зевнул:

– Идём спать. С ранья выезжаем.

– Иди. – Мишка достал третью сигарету. – Я ещё постою.

– Волнуешься?

– Нет, хернёй страдаю.

– Чего ты… – Санатов не обиделся. – Я же со всей душой.

– Вот и я про душу… – Мишка с силой бросил окурок. – Слушай, Серый, помнишь, ты как-то говорил, будто у тебя есть знакомый инженер на Ипатьевском камнеобрабатывающем комбинате?

– Есть, а на кой он тебе?

– Да одна мыслишка покоя не даёт.

– Колись.

– Вот думаю: что если мы махнём не только на Гилюй, а и на Нору, и на Граматуху? Найдем те блоки, о которых Урманский рассказал. Исследуем их. Как смотришь?