— Сельва больше не знает покоя, — продолжил сэр Перси, отхлебнув воды. — Жажда нажить барыши любой ценой и в максимально сжатые сроки обернулась катастрофой для туземного населения! Его теперь не просто бесцеремонно сгоняют с насиженных мест, как это делалось прежде, чтобы оно не путалось под ногами. Отныне индейцев превращают в рабов, в бессловесный скот, удел которого — вкалывать на каучуковых плантациях современных рабовладельцев. Рабовладение и работорговля, эти позорнейшие явления, сопутствующие хваленой белой цивилизации наряду с тараканами и сифилисом, были совершенно незнакомы туземцам, испокон века промышлявшим охотой и рыбалкой, пока мы не облагодетельствовали ими их! И сегодня они стали обыденностью.
— Но позвольте, сеньор, рабство отменили еще в прошлом веке! — запротестовал заведующий секцией доколумбовой Америки при Museu Nacional, не поленившийся приехать из Рио и теперь оскорбленный в лучших чувствах.
— De jure! — парировал полковник. — Форма претерпела кое-какие метаморфозы, содержание осталось прежним. Кто-то ведь должен вырубать лес, освобождая место для плантаций, или добывать латекс, исправно пополняя кошельки жиреющих финансовых воротил из так называемого цивилизованного общества. Тех, кто заправляет всем процессом из Лондона и Нью-Йорка. Заверяю вас со всей ответственностью, сеньор, джунгли кишат вооруженными до зубов отрядами проходимцев, которым — сам черт не брат, и, хоть они называют себя вербовщиками, на деле это отпетые головорезы, и горе тому несчастному, кто попадется им на пути. Я собственными глазами видел, как несчастных аборигенов угоняли в рабство целыми селениями, пресекая пулями малейшие попытки к сопротивлению. Поэтому не удивляйтесь, господа, когда, еще вчера вполне приветливые к чужакам, туземцы, при встрече, без разговоров выпустят вам кишки. Индейцы сегодня озлоблены и напуганы, отныне в каждом белом им мерещится враг, и пенять нам остается на себя. Как аукнется, так и откликнется! Хуже того, вынужденные миграции спровоцировали братоубийственную войну между индейскими племенами, поставленными белыми на грань выживания. Вот они, истинные последствия оголтелой гонки за наживой, ради которой капиталисты готовы на любые гнусности, включая безжалостный геноцид беззащитных аборигенов. Они принесены в жертву Мамоне, проклятому Золотому тельцу. На службе ему мы сами становимся животными…
Зал после таких слов полковника притих.
— Едва переступив границу леса, мы сразу стали свидетелями, а затем и непосредственными участниками этого кошмара. Там, где всего три года назад я ничем не рисковал, поскольку индейцы не проявляли враждебности в отношении белых, нам довелось пробиваться с боями, отстреливаясь то от негодяев-работорговцев, то от осатаневших аборигенов. И, это дорого нам обошлось, еще на полпути к территориям, контролируемым моими старыми знакомыми — Огненноголовыми Стражами, экспедиция не досчитались трех человек! Мы потеряли двух пеонов и одного француза, замечательного орнитолога, упросившего месье Шпильмана взять его с собой. Отравленная стрела поразила бедолагу в кадык, и он скончался у меня на руках… — полковник обвел аудиторию тяжелым взглядом. — Мне, откровенно говоря, тоже перепало. Стыдно признать, но я подставился, и меня подстрелили. Это случилось, когда мы напоролись на шайку охотников за головами, конвоировавших приличную толпу индейцев, они намеревались продать их в рабство. Я имел неосторожность заступиться за бедняг, в итоге завязалась перестрелка, и крупнокалиберная пуля прошила мне бедро, едва не перебив артерию. Весь остальной путь друзья тащили меня на носилках, это чертовки замедлило темп продвижения. Кроме того, уходя от погони, нам довелось бросить сначала все водолазное снаряжение, а потом и большую часть припасов. Лишь по счастливой случайности, мы все же достигли мест, где живут Огненноголовые, но и там нас ждал неприятный сюрприз. Война всех против всех, разразившаяся в джунглях из-за проклятой Каучуковой лихорадки, ожесточила сердца моих гостеприимных друзей-туземцев, и я с ужасом удостоверился, что отныне не пользуюсь их доверием. Наоборот, старейшины Огненноголовых склонны винить меня во всех напастях, обрушившихся на них.
— Но почему именно вас, сеньор?! — крикнули из зала.