Пропавшая экспедиция

— Потому что у нас по очень серьёзной причине всё сыпется и рушится. И рушат не здесь, в области, а в столице, откуда ты приехал. Итак, меня интересует, кто тебя послал сюда? Это первое. Кто помогает тебе в Благовещенске? Это второе. Есть и третье, но пока жду ответы на первые два вопроса. И с очень большим нетерпением.

— Лёха, да что случилось? — майор вцепился в рукав опера.

Донченко спрятал мобильник.

— Кажется, провели нас, как…

Савицкий тяжело дышал за спиной Рыбакова.

— Я понятия не имею о том, что происходит! Поверьте!.. Я не врал! Я действительно сам решил встретиться с Дмитриевым и дочерью профессора. Сам! Никто меня не заставлял.

— Тише! Говори тише, дедуля! — зашипел Лёха. — А если есть желание своих позвать, помни: я успею придушить тебя до того, как они прибегут. Понял?

— Я и не собирался никого звать, — быстро зашептал в ответ Савицкий. — А в городе у меня действительно есть свой человек. Это моя однокурсница. Она на пенсии, хоть и работает. Совершенно безобидный человек. И выполнила всего две мои просьбы. Отослала письмо по почте и в библиотеке подсела к жене Дмитриева, с альманахом. Всё.

— Она работает в библиотеке?

— Да. Больше ни с кем в городе я не контактировал.

— В Москве вас основательно пасли?

— Постоянно.

— А как удалось уйти?

— Сосед у меня женатый, но бабник. Я использовал это обстоятельство, дал ключи. Те и решили, будто я ещё в доме: свет горит, тени ходят. Так и ушёл. — Старик встрепенулся. — Да если бы я с ними был заодно, неужели думаете, я бы вот так тут с вами сидел? Правильно заметили, я бы уже давно дал о себе знать.

— Я теперь вообще ничего не понимаю! — сорвался Донченко. — Всё, всё идёт не так, как нужно! Как планировалось. Будто кто-то точно просчитал наши ходы и теперь двигает нас, как фигурки на шахматной доске.

Рыбаков тронул товарища за руку.

— Лодок, так понимаю, на рассвете не будет?

— Правильно понимаешь. — Лёха с силой несколько раз укусил нижнюю губу: явный признак нервозности. — Да даже если бы и были, кто б нам позволил в них сесть?

— И что будем делать?

— Выход один — попытаться уйти.

— А как же наши? — выдохнул майор.

— Тогда всех повяжут! — не сдержался опер. — В капкане мы! Понимаешь?

— Я остаюсь! — Сашка притянул к себе рюкзак, принялся его расстёгивать. — Вы уходите. Подожду, когда подальше отойдёте, и попробую освободить Санатова. Он охотник, думаю, сориентируется.

Рука майора в рюкзаке нащупала ребристую рукоять пистолета, торчащую из кобуры.

— Бредовая идея, — тут же отозвался опер. — Скрутят — пикнуть не успеешь.

— Это мы ещё посмотрим.

Савицкий протянул руку, наткнулся на ладонь Рыбакова:

— Дайте и мне пистолет. Ножом, боюсь, не смогу. А вот на курок нажать легче. Наверное.

Лёха тихо выматерился:

— Тоже мне, последние герои!

— Там Вика, — никак не реагируя на мат, отозвался Рыбаков. — Хоть и двоюродная, а сестрёнка. Так что…

Донченко хотел было что-то ответить, но только махнул в темноте рукой. Всё одно все уговоры без толку. И полез за оружием.

* * *

Бирюков позвонил в час ночи. Без каких-либо лишних слов с ходу огорошил Щетинина: самолёт на взлётной полосе. В Зее их встретит группа оперативников из Зейского управления полиции. Приказ о полном подчинении подполковнику Щетинину им отдан.

И вот двадцать минут назад экипаж по тревоге поднял Як-40 в небо с двумя пассажирами на борту.

Перед отъездом Щетинин зашёл в кабинет, где ютились гости, предупредить, чтобы ни в коем случае не покидали здание. У него даже мелькнула шальная мысль захватить с собой Кононова, но он тут же отказался от столь безрассудной идеи. Если всё пройдёт нормально, то с инженером они и позже смогут посетить Нору и Гилюй. Ну а если нет, то…

Урманский почувствовал состояние подполковника.

— Знаете, — проговорил профессор во время прощания, — я жалею о том дне, когда решил опубликовать стихотворение. Если бы была возможность вернуть всё вспять…

— И напрасно, — тут же отозвался СЧХ, слегка хлопнув учёного по плечу. — Вы поступили именно так, как и должны были. Иначе это были бы не вы. Я думаю, всё будет хорошо…

В самолете СЧХ внимательно старался слушать старика, но вскоре оторвался от обзора ночного неба в иллюминаторе и повернулся к нему:

— От того, что человечество готово самоликвидироваться и даже при наличии Просвещенных все время наступает на те же грабли, я устал и спать хочу.

Закрыв глаза, он тут же уснул.

* * *

Над Зеей стоял утренний туман. Посмотрев в иллюминатор, Щетинин тяжело, прерывисто вздохнул: они летели в «молоке». Снизу, сверху, с боков — сплошная серовато-белесого цвета масса. Воображение тут же представило, как самолёт зависает в невесомости, в некоем межпространстве. И хоть сознание успокаивает, мол, у пилотов есть умные приборы, которые точно указывают высоту, чувство самосохранения протестует — а вдруг приборы не сработают и земля окажется не где-то там, а прямо тут, под ногами?

— Не переживай, — донёсся голос с правого боку. — Посадят. — Старик неожиданно похлопал подполковника по руке. — У нас в Амурском авиаотряде самые лучшие пилоты на Дальнем. Особенно те, кто работает на этих трассах — спецы.