Пропавшая экспедиция

Мат вторично разнёсся над тайгой. Но на этот раз Донченко пропускать ругань не стал. Короткий удар ниже рёбер заставил насильника поперхнуться собственными словами.

— А вот тут ты прав, — согласился Донченко, похлопав врага по плечу. — Не могу простить. И не хочу. Я любил её. А ты, гадина… — Лёшка сжал кулаки, но бить не стал.

Леший, с трудом повернув голову вбок, снизу вверх посмотрел на бывшего однополчанина.

— Болит? — хриплый смешок вырвался из глотки насильника. — А ты отомсти мне. У тебя ж тогда не получилось, так давай сейчас. Давай схлестнёмся на кулачках. Чешутся же!

Донченко оборвал Лешего неожиданным и оригинальным способом: достал платок, скрутил его в жгут, который стянул на голове Кузьменко, перехватив рот с такой силой, что едва не порвал соединения губ.

— Как был сволочью, Леший, так им и остался. — Лёшка, подхватив автомат, вскочил на ноги. — Помнишь, как убил девочку? Помнишь. По глазам вижу. А ведь она была жива, когда ты её бензином обливал… Словом, так: если Бог на свете есть, ты, падаль, сдохнешь. Если нет — выживешь. Сдохнешь — поставлю за тебя свечку. А выживешь… Если выживешь — встретимся.

С последними словами Донченко ударом ноги столкнул извивающееся тело наёмника в ту самую пещеру, из которой недавно выбралась Виктория.

* * *

— Здравствуй, Володя. — Ельцов не стал вставать, протягивать руку. Понимал, тот всё одно не ответит. А потому просто дождался, когда Савицкий присядет рядом на край бревна, которое Мишка Дмитриев заготовил прошлым вечером для костра.

— Мне с тобой говорить не о чем, — хмуро отозвался старик.

— А мне, кажется, наоборот. — Декан отмахнулся от назойливого шмеля. — Есть нам о чём с тобой потолковать. Где милиция, что была с тобой?

Савицкий кивнул сединой в сторону разбитого лагеря:

— Майор в палатке. Под охраной. Где второй — не знаю. Спроси у своих.

— А у меня здесь своих нет.

— Кинули? — В голосе старика слышалась пустота. Ни удивления, ни радости — ничего. — Давно бы так. Всё комбинации разыгрываете? И неймётся же вам. Игруны… А всё одно ты послабее, чем твой папаша.

— Даже так? Об отце милиционеры подсказали?

— Зачем? Сам догадался. Ещё в шестьдесят девятом. Когда один из ваших в лагере проговорился. Назвал его полностью и по фамилии, и по имени-отчеству. Сложить одно к другому труда не составило. — Савицкий поднял взгляд на собеседника. — А я думал, ты появишься в Москве. Всё время ждал. Ан нет, застрял здесь.

— А что в столице делать? — Рука декана прихлопнула-таки шмеля. — Там народа и без меня хватает. А насчёт комбинации… Когда догадался, что тебя играют?

— Вчера, — вяло отозвался Савицкий. — В схованке. Этот, твой кореш, сделал вид, будто не заметил нас.

— Не актёр, что сделаешь. Только повторюсь: у меня в этом лагере своих людей нет.

— Ну-ну… — Савицкий взял бутылку с водой, полил на руку, сполоснул лицо. — Батя ещё жив?

— Практически нет. — Ельцов распахнул куртку: солнце уже грело вовсю. — Месяц назад обнаружили раковую опухоль.

— Ну, хоть отмучается. Мишка знает о нём?

Декан отрицательно покачал головой:

— Ещё нет.

— Свози его к нему.

— Зачем? Показать живой труп?

— Он его отец.

— Он то, что осталось от его отца. — Жёстко парировал Юрий Николаевич. — И не нужно устраивать сцены, Володя. Ты прекрасно знаешь, на что вы шли. А потому не дави на совесть. Там всё в порядке.

— Я о прошлом не жалею. Позови меня Батя сегодня — снова бы с ним пошёл. Эта экспедиция была единственным стоящим делом во всей моей жизни. Только никто меня уже не позовёт. Да и вы не сможете долго скрывать бонке, — выдохнул Савицкий. — Колодников был прав, когда говорил, что наступает время открытия тайн. Фрагменты цепи мелькают в экранах чуть ли не ежедневно. — Савицкий замер. — Постой… Это что, тоже ваша работа?

— А ты думал. — Лёгкая усмешка скользнула по лицу декана. — И дозировка информации тоже.

— И долго думаете так продержаться? Человечек-то пошёл нынче сметливый. Рано или поздно всё одно найдётся новый Профессор, который сможет соединить цепь. Катастрофа неминуема.

Ельцов повёл плечами:

— Спрашиваешь, на что рассчитываю? На то, что человек, этот новый Профессор, к моменту контакта с бонке, успеет всё-таки определиться, что для него первично, а что вторично.

— Утопия.

— Но ведь Профессор справился с собой. Смог найти силы не поддаться искушению. Вот и другой сможет.

На лице Савицкого мелькнула мрачная улыбка:

— Предки, создавшие цепь, были намного сильнее нас. И тем не менее катастрофа произошла. А ты хочешь, чтобы дикари вдруг одномоментно определились и не повторили путь своих прародителей. Это даже не утопия. Идиотизм.

— И тем не менее я с тобой не соглашусь. — Ельцов стянул с себя куртку, подставив солнцу мокрую от пота рубашку. — Люди сделали большой скачок в развитии. Даже в сравнении с прошлым столетием.

— Научно? Да. А внутренне? — Савицкий всем телом повернулся к декану. — Человек навсегда останется жадным, неудовлетворённым животным. А бонке, ты знаешь, таких на дух не переносит.