Так, с этим я вроде разобрался, теперь на очереди второй вопрос — делиться мне с Альбертом, Катариной и доктором результатами своих размышлений или как? С одной стороны, поделиться надо бы. Люди не чужие, опять же, право знать, во что вляпались, имеют. С другой… Вон, доктор Грубер, который и без того что-то знает, он что, своим знанием с нами поделился? Да и знает он явно не все, и почему-то мне кажется, что знать все ему и не положено. Альберт? Ну он тут в том же положении, что и я, с той лишь разницей, что я до многого додумался, а он нет. Ох, не сделать ему карьеру в полиции… Ему, кстати, сказать можно бы, все же о родственнице речь, и он, зная суть дела, все что угодно сделает, чтобы кузину защитить. Но… В прошлой еще жизни довелось мне услышать очень удачный вариант известной русской пословицы: «Заставь немца Богу молиться, он и стальной шлем расшибет». Прожив среди немцев почти год, я не раз и не два убеждался, что неизвестный острослов переделал пословицу не просто так. А стального шлема у Альберта нет, и потому расшибет он не его, а свой собственный лоб. Нет уж, терять своего единственного здесь друга и оставлять Катарину без любимого кузена мне что-то не хочется. А уж ей-то самой точно ничего знать не надо, хватит и того, что в ее голову уже загрузили. Это еще я не говорю о том, что запросто могу ошибаться и на самом деле все обстоит вовсе не так, как я тут себе намудрствовал. Было у меня уже так, дело знакомое. И чего, спрашивается, тогда волну поднимать? Нет уж, промолчу. Во всяком случае, пока промолчу. Когда посчитаю нужным — скажу.
По привычке я попытался задействовать предвидение и снова наткнулся на его молчание. Хм, что-то в последнее время частенько такое случается… Неужели, как это объяснял Левенгаупт, оно своим молчанием пытается меня защитить от каких-то переживаний? Ладно, перед засадой на дороге предвидение все-таки сработало, перед освобождением Катарины сработало, и то уже хорошо.
Насчет поделиться с народом итогами моих умственных упражнений имелся, конечно, еще один вариант — поговорить со всеми по отдельности, соответственно, каждому выдать ту часть сведений, каковую он сможет переварить, но и от этого я, по здравом размышлении, отказался. Как я уже сказал, могу же и ошибиться, да и поди тут определи, кому что будет по уму и по силам. Вот на такой не сильно оптимистической, но и не так чтобы уж очень грустной ноте этот насыщенный событиями день и подошел к завершению…
Утро следующего дня началось с кучи мелких, но необходимых дел — умыться, одеться и так далее. Впрочем, для Катарины одеться таким уж мелким делом не стало. Я еще вечером обратил внимание, что она по-тихому, явно думая, что я, доктор и Герхард спим, привлекла Альберта помочь ей избавиться от платья, да и утром они пробудились явно первыми, чтобы он успел помочь ей облачиться.
— Кати, — сказал я, когда мы с ней и с Альбертом вышли после завтрака подышать свежим воздухом а Герхард отправился проверить, как там его повозка, — почему бы тебе не переодеться в дирндль[29]
?— В дирндль? — удивилась она.
— Одежда баварских крестьянок, — пояснил я.
— Но зачем? — так, барышня не понимает…
— Во-первых, в наших условиях тебе в нем будет просто удобнее, — начал я объяснять. — Во-вторых, за баварскую крестьянку тебя, конечно, никто не примет, даже если ты будешь молчать, но издали сойти сможешь. Внимания, по крайней мере, привлекать будешь меньше. А, в-третьих, дирндль застегивается спереди, и вам с Альбертом не придется позже всех ложиться и раньше всех вставать.
Катарина с Альбертом синхронно покраснели. Нет, я-то ни в чем таком-этаком их не подозревал, но какое это имело значение? Важно же не то, что думаю я, а то, что они думают о том, что, по их мнению, я могу подумать. И судя по их пунцовым щекам, подумали они именно то самое.
— Но где его взять? — Катарина пришла в себя раньше кузена, видимо, сработала женская практичность.
— Не знаешь, как решить задачу, найди того, кто знает, и заплати ему, — изрек я с глубокомысленным видом. — Добавим пару гульденов Антону Хеферу и будем считать, что он знает.
Хефера мы, кстати, и так ждали как родного. Буквально десять минут назад обнаружилось, что после вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака запасы еды, прихваченные вчера в Хютенхофе, вот же незадача, подошли к концу.
— Знаешь, Альберт, — задумчиво сказала Кати, — тебе, по-моему, очень повезло с товарищем.
— О, еще как! — радостно согласился Альберт. — Ты даже не представляешь, какая у Алекса светлая голова! Он даже новую моду завел у нас в университете!
— Моду? — Кати заметно оживилась. Ну да, разговор затронул животрепещущую для женской натуры тему.
— Ты видела мою сумку? — спросил граф.
— Да, обратила внимание на необычный фасон, — ответила Кати. — Алекс, а где ты ее взял?
— Фасон придумал сам, изготовление заказал шорнику, привилегию мне оформил Альберт, — честно признался я.
— Альберт, принеси, пожалуйста, я хочу посмотреть поближе, — загорелась Катарина.