Пропавшая нимфа

Значит, Гевиньи говорил с ней. Вероятно, они поспорили. Флавье ничего не сказал, чтобы не расстраивать ее. Они выехали из Парижа через ворота Мюэт и углубились в Булонский лес.

– Почему вы думаете уехать? – продолжал он. – У нас нет риска подвергнуться бомбардировкам, и немцы на этот раз не дойдут до Марны.

Поскольку она не ответила, он стал настаивать:

– Это из-за… из-за меня?… Я не хочу мешать вашей жизни, Мадлен… Разрешите теперь называть вас Мадлен… Я только хочу быть уверенным в том, что вы больше никогда не напишете такого письма, как то, которое разорвали… Вы меня понимаете?

Она сжала губы, сосредоточившись на обгоне фургона. Дороги были забиты военной техникой, и по мосту Сюрен им пришлось двигаться почти ползком.

– Не будем больше говорить об этом, – пробормотала она. – Разве нельзя хоть на немного забыть про войну и жизнь?

– Но вы грустны, Мадлен, я это отлично вижу.

– Я?

Ее жалкая улыбка разволновала Флавье.

– Я обычная, – продолжала она, – уверяю вас. Я никогда так не наслаждалась жизнью, как сегодня… Разве вы не чувствуете, как хорошо ехать просто куда угодно, ни о чем не думая! Я хотела бы никогда не думать ни о чем. Почему мы не животные?

– Послушайте, не говорите глупости!

– О, нет… Животных не приходится жалеть. Они едят, спят, они невинны! У них нет прошлого и будущего.

– Вот так странная философия!

– Не знаю, философия ли это, но я им завидую.

В течение следующего часа они обменялись лишь несколькими фразами. Сперва машина ехала вдоль Сены, а немного позднее Флавье узнал замок Сен-Жермен. В пустынном лесу Мадлен мчалась очень быстро и только при въезде в Пуаси слегка уменьшила скорость, но потом вернулась к прежней, пристально глядя вперед.

Флавье посмотрел на часы. Вскоре они остановятся и пойдут бок о бок, именно тогда настанет момент задать ей вопрос. Она, безусловно, скрывала что-то. «Может быть, до замужества она совершила какой-нибудь поступок, о котором не перестает жалеть? – думал Флавье. – Она не больная, не лгунья. Она просто во власти неотвязной мысли. И никогда не смела довериться своему мужу». Чем больше он так думал, тем правильнее это казалось. Поведение молодой женщины было поведением виновной. Но виновной в чем? Наверное, это было что-то серьезное…

– Вы знаете эту церковь? – спросила Мадлен. – Где мы находимся?

– Как вы сказали?.. Простите!.. Эту церковь? Нет, не знаю. Должен признаться, что не имею о ней ни малейшего представления… Не хотите ли остановиться, ведь уже половина четвертого?

Они встали в пустынном месте. За деревьями виднелись серые крыши.

– Забавно, – сказала Мадлен, – часть романской архитектуры, остальное модерн. Она не очень-то красива, эта церковь.

– Зато колокольня исключительно высокая, – заметил Флавье.

Он толкнул дверь. Над кропильницей висело объявление, которое привлекло их внимание.

«Господин кюре Гратьен обслуживает другие приходы. Месса состоится в воскресенье, в одиннадцать часов».

Вот почему она кажется такой заброшенной, – прошептала Мадлен.

Они медленно шли между деревянными скамьями. Снаружи слышно было, как возились куры. Мадлен опустилась на колени и стала креститься перед старинной иконой. Флавье, стоящий позади нее, не смел шевельнуться. За какую ошибку она вымаливала прощение? Он не мог больше выдержать.

– Мадлен, – прошептал он, – разве вы по-настоящему верите?

Она немного повернула голову и оказалась так бледна, что ему подумалось, она вновь заболела.

– Что с вами, Мадлен, ответьте же!

– Ничего, – прошептала она. – Да, я верю… Я вынуждена верить, что здесь ничего не кончается. Вот это-то и ужасно!

Она спрятала лицо в ладонях и долго стояла так.

– Пошли! – наконец проговорила она.

Потом встала и перекрестилась. Флавье взял ее за руку.

– Нам лучше уйти отсюда, мне не нравится, что вы в таком состоянии.

– Да… Воздух придаст мне силы.

Они прошли мимо полуразрушенной исповедальни, и Флавье пожалел, что не может отправить туда Мадлен. Ей нужен был пастор. Пасторы все забывают. А он, если получит ее признание, он забудет? Тут он услышал, как она стала шарить в полутьме в поисках двери. Та отворилась, но вывела на лестницу.

– Вы ошиблись, Мадлен, это на колокольню.

– Я хочу посмотреть, – сказала она.

– У нас нет больше времени.

– Только минуту!

Она уже начала подниматься, и ему больше нельзя было медлить. Он с трудом одолел первые ступени, придерживаясь за грязную веревку, служившую вместо перил.

– Мадлен! Не так быстро!

Его голос прозвучал неожиданно громко, и ему ответило эхо. Мадлен же не ответила ничего, только стук ее каблучков отчетливо раздавался на ступенях. Флавье прошел по узенькой площадке и увидел через отверстие в крыше свою «симку», а дальше, через тополиную завесу, поле, на котором работали женщины с повязанными головами. Тошнота мгновенно сжала его горло. Он отшатнулся от отверстия и стал подниматься медленней.

– Мадлен!.. Подождите меня!

Он часто дышал, в висках пульсировало. Ноги плохо слушались. Следующая площадка. Он заслонил глаза рукой, чтобы не видеть пустоты, но все же чувствовал ее слева. Никогда ему не удастся спуститься вниз.

– Мадлен!