Пропавшая нимфа

Машина подъехала к указанному месту. Флавье вышел и поднял голову, чтобы посмотреть на галерею вокруг башни. Он совсем не растрогался, ему было просто холодно. Он направился к домам, которые видел, когда поднимался по лестнице и боролся с головокружением. Они действительно оказались там, бедные домишки с торчащими вокруг черными деревьями. Была и маленькая лавка с витриной. Флавье толкнул дверь. Внутри пахло керосином и свечами. Несколько открыток стояло на этажерке.

– Кто это там? – Из глубины магазинчика появилась старая женщина.

– У вас случайно нет яиц? – спросил Флавье. – Или немного мяса? Я болен, а в Париже купить невозможно.

У него был неубедительный тон. Он уже заранее знал, что она откажет. И с безразличным видом стал рассматривать открытки.

– Тем хуже, – пробормотал он, – тогда поищу в другом месте. Знаете, я все же куплю этот вид на церковь Сен-Никола… Это название мне что-то напоминает… Послушайте, в мае сорокового… газеты не писали о каком-то самоубийстве?

– Да, – ответила она. – Одна женщина упала с колокольни.

– Вот, вот… теперь вспоминаю. Жена парижского промышленника, не так ли?

– Да, мадам Гевиньи. Помню. Ведь это я обнаружила тело. Так много всего происходило, но бедную женщину я не забыла.

– Может быть, у вас есть немного водки. – спросил Флавье. – Я никак не могу согреться.

Она подняла на него глаза, которые видели все ужасы войны и теперь ничему не удивлялись.

– Может быть, – ответила она.

Флавье сунул открытку в карман и положил на прилавок несколько монет, потом она сходила за бутылкой и стаканом. Этикетка была сорвана, но спиртное оказалось крепким.

– Странная идея, – заметил он, – бросаться с колокольни.

Она медленно спрятала руки под передник. Возможно, ей такая идея не казалась странной.

– Женщина была уверена в результате. В колокольне более двадцати пяти метров. Она упала головой вниз.

– Понимаю, – проговорил Флавье.

Дыхание его участилось, но ощущения страдания не было. Он просто чувствовал, как Мадлен уходит все дальше. Каждое слово будто горсть земли на могилу.

– Я была одна в городе, – продолжала она. – Ни единого мужчины, всех мобилизовали, А женщины ушли в поле. В шесть часов я пошла в церковь помолиться за сына, который тоже был в армии…

Она ненадолго замолчала. Из-за черной одежды казалось, что ей еще больше лет, чем на самом деле.

– Вышла я через исповедальницу, в дверь, которая ведет на церковный двор. Там короче идти. Тогда-то ее и заметила… Потом понадобилось много времени, чтобы известить жандармерию.

От смотрела на кур, бродивших по полу. Видно, ей вспоминались страх, усталость того вечера, прибытие жандармов, хождение вокруг часовни, яркие фонари, освещающие землю, и, наконец, муж с платком у рта…

– Это ужасные моменты, – сказал Флавье.

Да. Особенно когда в течение недели у тебя толкутся жандармы. Они вообразили, что бедную женщину столкнули…

– Столкнули?.. Почему?

– Потому что днем около Сели люди видели машину с мужчиной и женщиной, которая направлялась сюда.

Флавье закурил сигарету. Так вот в чем было дело. Свидетели приняли его за мужа. И это подозрение привело Гевиньи к смерти.

К чему теперь протестовать? Объяснять этой старой женщине, что мужчиной был не Гевиньи и все это – страшная ошибка? Та история больше никого не интересовала. Он опорожнил стакан, поискал, чего бы еще купить, но ничего подходящего не нашел.

– Спасибо за вино, – сказал он.

– Не за что, – ответила она.

Он вышел и, закашлявшись от сигареты, выбросил ее. А вернувшись в церковь, заколебался. Нужно ли остановиться у алтаря и преклонить колени перед образом, на который она молилась? Ведь молитва ее оказалась напрасной.

– Прощай, Мадлен, – прошептал он, перекрестился и вернулся к машине.

– Возвращаемся, патрон? – спросил шофер.

– Да, обратно.

И когда такси тронулось в путь, он, глядя через заднее стекло на удаляющуюся колокольню, проникся чувством, что и прошлое уходит вот так же. Он закрыл глаза и продремал до Парижа.

Но днем все же не выдержал: отправился к доктору Балларду и рассказал ему свою историю как на духу. Избегал только упоминать Гевиньи и не говорил о дальнейших перипетиях, драмы. Он больше не мог. И почти плакал, когда объяснял все это. – сущности, – сказал психиатр, – вы ее по-прежнему ищете. И потом, вы отказываетесь признать, что она умерла.

– Это не совсем так, – запротестовал Флавье. – Умерла она безусловно, Я уверен в этом. Но думаю… да, это ненормально, согласен… я думаю о ее бабушке, Полин Лагерлак… Ведь вы понимаете, что я хочу сказать… они обе были одним человеком.

– Другими словами, эта молодая женщина, Мадлен, прежде уже умирала. Ведь так? Вы именно в это верите?

– Это не верование, доктор. Я знаю эго, я это утверждаю.

– Короче, вы считаете, что Мадлен снова может оказаться живой, поскольку однажды побеждала смерть.

– Если вы так это понимаете…

– Конечно, в вашем мозгу все не настолько четко. Вот вы и пытаетесь что-то прояснить, убедить себя где-то… Лягте, пожалуйста, на кушетку.

Врач долго проверял все его рефлексы, потом сделал гримасу.

– А вы раньше пили?

– Нет, только в Дакаре начал, понемногу.